15 апреля 1943 года, на следующий день после убийства, останки Якова Джугашвили были сожжены в крематории Заксенхаузена. Палачи Юнглинг, Харфиш и другие эсэсовцы из дивизии «Мертвая голова» под угрозой расстрела были предупреждены своим начальством о необходимости молчать об этой расправе.
Чем объяснить строжайший приказ скрыть обстоятельства этого злодеяния? Гестаповцы в апреле 1943 года уже понимали, что надвигается катастрофа гитлеровской Германии. Поэтому они постепенно стали уничтожать все компрометировавшие их улики. Новые документы составляли так, чтобы скрыть любую свою вину. Мол, одно дело — узник расстрелян, другое — убит при попытке к бегству.
В «Деле № Т-176» есть документ о том, что 22 апреля 1943 года главарь СС Генрих Гиммлер направил письмо Риббентропу в нацистское министерство иностранных дел под грифом «Совершенно секретно». В том письме говорилось: «Дорогой Риббентроп! Посылаю Вам рапорт об обстоятельствах, при которых военнопленный Яков Джугашвили, сын Сталина, был застрелен при попытке к бегству из особого блока «А» в Заксенхаузене, близ Ораниенбурга».
Почему этот рапорт главарь гестапо направил Риббентропу, которому никогда не подчинялся и перед которым никогда не отчитывался? Видимо, Гиммлер не хотел, чтобы убийство сына Сталина связывалось с его личным приказом. Пусть русские, если этот рапорт попадет в их руки, полагают, что Гиммлер не имел отношения к этому убийству.
Понятна тактика кровавого гитлеровского палача: рапорт он писал «на всякий случай». Действительно, в конце войны по приказу Гиммлера почти все архивы гестапо были уничтожены, а многие документы фашистского министерства иностранных дел попали в руки союзников.
В книге «Воспоминания и размышления» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал, что 7 и 8 марта 1945 года, когда наши войска под его руководством проводили Восточно-Померанскую операцию, он по вызову срочно вылетел в Ставку. Прямо с московского аэродрома направился на дачу Сталина. Верховный Главнокомандующий задал несколько вопросов об обстановке в Померании и на Одере, затем предложил Жукову немного пройтись.
Г. К. Жуков спросил во время прогулки:
— Товарищ Сталин, давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?
На вопрос Сталин ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом:
— Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его душегубы. По наведенным справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине.
Помолчав минуту, твердо добавил:
— Нет, Яков предпочтет любую смерть измене Родине.
Чувствовалось, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И. В. Сталин долго молчал, не притрагивался к еде. Потом, как бы продолжая свои размышления, с горечью произнес:
— Какая тяжелая война! Сколько она унесла жизней наших людей! Видимо, у нас мало останется семей, у которых не погибли близкие…
Сталин не знал, что его старшего сына уже два года нет в живых.
Светлана Аллилуева пишет: «Еще раз отец сказал о Яше летом 1945 года, после Победы (мы долго не виделись до этого): «Яшу расстреляли немцы. Я получил письмо от бельгийского офицера, принца, что ли, он был очевидцем, их освободили американцы».
…Может быть слишком поздно, когда Яша уже погиб, отец почувствовал к нему тепло какое-то и осознал несправедливость своего отношения к нему. Яша перенес почти два года плена, который был для него, вероятно, ужаснее, чем для кого-либо другого. Он был тихим, молчаливым героем, чей подвиг был так же незаметен, честен и бескорыстен, как и вся его жизнь».
Копии протокола допроса Якова Джугашвили гестаповцы направляли по распоряжению Гитлера высшим фашистским бонзам и в разведывательные немецкие органы. Если бы Яков Джугашвили сказал хотя бы одно слово восхваления рейха, одно слово против Советской власти или о своем желании служить фашистской Германии, оно немедленно было бы подхвачено Геббельсом, передано по немецкому радио и напечатано в немецких газетах. Однако ни одного такого слова Яков Джугашвили не произнес.
Кроме гестаповских материалов о его допросах имеются и другие, порой неожиданные факты удивительной стойкости и целеустремленности Якова Джугашвили. В 1982 году в столице ГДР Берлине вышла книга Генриха Кегеля «В бурях нашего века». Она чрезвычайно любопытна. Родился автор в 1907 году в семье железнодорожника в Бреслау. Поступил в университет. Стал печататься в «Бреславских последних известиях». В этой газете во время прихода Гитлера к власти заведовал отделом экономики. Затем переехал в Варшаву еще до нападения Германии на Польшу. В германском посольстве в Варшаве отметили его антипольские материалы и предложили ему перейти на работу в посольство. Но беспартийных людей в посольство не брали. Кегель вступил в фашистскую партию. Там же, в Варшаве, он стал изучать русский язык. Его усердие было замечено начальством еще до войны. Кегеля перевели в Москву заместителем заведующего торгово-политическим отделом немецкого посольства. Кегель подружился с советником посольства Хильгером. Тот сам был выходцем из России и хорошо знал русский язык, участвовал во время переговоров Риббентропа со Сталиным и Молотовым в августе 1939 года в Москве и в ноябре 1940 года Молотова с Гитлером в Берлине. Кегель пишет, что Хильгер однажды во время войны дал ему уже в Берлине прочесть часть протокола допроса сына Сталина, офицера Красной Армии, по своей гражданской профессии инженера, раненным попавшего в немецкий плен. На мой вопрос, сам ли он, Хильгер, вел допрос, тот ответил отрицательно. Но мне все же кажется, он, по крайней мере какое-то время, участвовал в допросе.