На мгновение я снова увидела ту картинку: сжимающиеся на горле руки, прерывистое дыхание, нож, кровь. Потом видение снова затуманилось, и я покачнулась.
— Лиадан, что случилось? Вот, присядь. Дай, я помогу тебе. Тебе нехорошо.
— Я хочу, чтобы ты ушел. Пожалуйста, уходи. — Я спрятала лицо в ладони, чтобы не смотреть ему в глаза.
— Тебе нужна помощь…
— Мне уже лучше. Мне, правда, надо побыть одной. Пожалуйста, уходи, Эамон. — Собственная слабость сделала меня жестокой.
— Ну, раз ты хочешь именно этого, — теперь он сумел совладать с голосом. Он развернулся, чтобы уйти.
— Подожди.
Я услышала, как он втянул в себя воздух. Но не сказала того, что он хотел бы услышать.
— Я должна попросить тебя об одолжении. Я еще никому не рассказала свою новость. Пожалуйста, дай мне время самой сообщить отцу, Шону и дяде, не упоминай об этом. И… и… Эамон, прости, что я сделала тебе больно.
Он не ответил.
— Эамон?
— Ты бы сказала мне «да», ведь так? — Он заговорил неожиданно, будто слова вырвались у него против воли. — В Белтайн. Ты бы приняла мое предложение, если бы не это?
— Ох, Эамон… Ну, какую пользу хоть одному из нас принесет мой ответ на этот вопрос? Все переменилось. Все теперь иначе. А сейчас, пожалуйста, уходи. Нам нечего больше сказать друг другу. Все уже случилось, никакое кровопролитие не может этого изменить.
— Мне понадобится время. — Это тоже меня удивило. — Время, чтобы смириться.
— Другим тоже, — криво усмехнулась я. — Мне еще многим предстоит об этом рассказать. Я вынуждена еще раз попросить тебя пока никому об этом не говорить.
— Ну конечно, я буду молчать. Я всегда глубоко уважал тебя, и до сих пор уважаю. — Он скованно, неловко поклонился, развернулся на каблуках и, наконец, ушел.
Это был странный ужин, полный переглядываний, жестов и недосказанностей. Ниав вышла к столу в необычайно закрытом платье из мягкой золотистой ткани, с высоким воротником и длинными рукавами. Она молча села рядом со своим мужем, который говорил с Лайамом о стратегии. Она почти не ела. Мамы не было, отец сидел, погруженный в свои думы. Время от времени я ловила его взгляд, брошенный на Ниав и Фионна. Мрачное выражение его лица словно отражало мои собственные мысли. Мне вдруг тоже расхотелось есть. Я преодолела только первое препятствие. Что до Эамона, он обязан был явиться, как и отец, поскольку его отсутствие могли счесть оскорбительным. Он пил вино, его бокал снова наполняли, и он снова пил. Перед ним поставили тарелку с едой, но он к ней не притронулся. Его мрачный взгляд выдавал темные мысли.
Наутро следующего дня стояла отличная погода. Я проснулась рано, оделась в теплое уличное платье и накинула поверх серый плащ, неэлегантная, но практичная комбинация. Вода в тазу для умывания оказалась неимоверно холодной. Я вышла на улицу и отправилась разыскивать отца. Большей частью наши овцы ягнились весной, но иногда матки приносили ягнят и осенью. В холодные зимы это доставляло лишние хлопоты. Я нашла Ибудана на верхних пастбищах, он вместе со старым пастухом и парой юных помощников, служивших ему глазами и руками, проверял стада. Я увидела совсем новорожденного ягненка, он уже встал на ножки, но еще дрожал, и они как раз спорили, забрать его неудачно объягнившуюся мать в овчарню и этим спасти от гибели, или оставить здесь на волю случая.
— Дайте ей шанс, — произнесла я, остановившись у них за спинами. — Этот малыш, возможно, через пару лет станет призовым бараном. Дайте ей хотя бы пару дней.
— Не, непрально, — старик почесал поросший жесткой белой щетиной подбородок. — Мож, мы тока время потеряем.
— Дайте ей пару дней, — повторила я. Овца смотрела на меня своими невинными глазами. Отец сидел рядом с ней на корточках. Увидев меня, он поднялся. — Ребята, заберите ее вниз, в овчарню. Вы знаете, что делать.
— А как же! Возьмем шкурку дохлого ягненка, привяжем к этому и подпустим к другой матке. Она обязательно примет его за своего. — Парень был явно рад блеснуть своими познаниями.
— Ну, тогда приступайте, — с усмешкой произнес Ибудан.
— Отец, у тебя есть несколько минут?
— Конечно, солнышко. В чем дело?
Три пастуха, двое молодых и один старый, погрузили больную овцу на доску и отправились к овчарне. Сгорбленный старик шел за парнями, осторожно неся на руках новорожденного ягненка.
— Что тебя беспокоит, дочка? Ты хочешь поговорить о Ниав?
— Я о ней беспокоюсь, это правда. Но сейчас мне нужно поговорить с тобой о другом. Это очень серьезно и неотложно, отец. Ты… ты, я боюсь, очень рассердишься.
— Садись сюда, Лиадан. Звучит почти устрашающе. Меня не так-то просто рассердить, ты это знаешь.