«Я рада, что ты здесь. Она спрашивала о тебе».
«Знаю. Я пришел. Но мне, похоже, понадобится твоя помощь».
Я почувствовала его страх. И поняла, сколько смелости ему потребовалось, чтобы подойти так близко к замку.
«Я проведу тебя. Что нужно сделать?»
«Я боюсь… прикосновений. Боюсь, что меня… схватят и запрут. И еще собак. Если ты сумеешь мне с этим помочь, я смогу остаться надолго. До завтрашнего вечера».
— Твое доверие делает мне честь, — я произнесла это вслух. — Я понимаю, как это непросто.
«Я стыжусь собственной слабости. Колдунья и впрямь наложила на меня страшное проклятие. Правда, от некоторых его сторон я только выиграл. Но я бы не хотел показывать свои слабости сестре или братьям. Я не ищу жалости, только помощи, для нее я хочу оставаться сильным.
— Ты и так очень сильный, — тихо ответила я. — Другой не смог бы выжить, не выдержал бы всего этого.
«Ты тоже сильная. Почему ты не спрашиваешь меня о чем хотела?»
«Это кажется мне… эгоистичным».
«Мы все по природе своей эгоисты. Но у тебя щедрая душа, Лиадан. Ты оберегаешь всех, кого любишь, любой ценой. Позже я покажу тебе, как увидеть то, что ты так хочешь знать. А теперь, думаю, нам пора идти».
— Дядя? — спросила я вслух, довольно неуверенно.
«Что?»
— Почему ты рассказываешь о своих слабостях мне, а от братьев скрываешь?
«Никто не хочет быть слабым. Правда, моя слабость — одновременно мой дар. То, что в одном мире является обыденным явлением, в другом может оказаться источником страха. Закрытая дверь, лай собаки. И одновременно, то, что в одном мире является загадкой, в другом становится простым и ясным. Это как картинка и отражение, реальность и видение, наш мир и Иной. Я показываю тебе свои страхи, поскольку ты можешь их понять. А понимаешь ты потому, что у тебя у самой есть Дар. Тебе легче, чем мне, но твоей душе предстоит узнать и боль, и могущество, которые несут подобные способности. Ты знаешь силу Древних и то, что она до сих пор живет в нас.
— Этот дар… дар предвидения, умение исцелять силой мысли… Мы получили все это от них, от наших предков? Он достался нам от той лесной женщины, жены первого лорда Семиводья, Энии? — Лишь только я об этом подумала, как поняла, что это правда.
«Этот дар очень стар. И слишком глубоко в нас скрыт. Как в бездонном колодце. Как в морской пучине. Он просто ждет своего часа».
Я поежилась.
— Пойдем, — произнес Финбар, пробуя голос, которым явно давно не пользовался. — Наберемся храбрости и заявим о своем присутствии. — И мы направились к дому через поля.
Я пошла вперед осмотреться, залаяла собака, и дядя мысленно, без слов, послал мне сигнал — стремление убежать, страх, от которого стучит сердце и туманится разум.
Я быстро мысленно позвала: «Конор! Дядя, ты нам нужен».
При нашем приближении люди зашептались. Кто-то держал пса за ошейник, но он рычал и рвался так, будто заметил дичь. Я не знала, как мысленно успокоить собаку. Финбар рядом со мной замер от ужаса.
— Смотрите! У этого дяденьки вместо руки лебединое крыло! — прозвучал детский голос, чистый и наивный. — Это человек из сказки!
— Вот именно, тот самый, и он мой брат. — Спокойный, властный голос раздался от дверей кухни, и во двор вышел дядя Конор, с таким видом, будто подобные вещи случались у нас в доме каждый день. — Теперь возврашайтесь к работе. Сегодня и завтра прибудут еще гости, лорду Лайаму не понравится, что вы бездельничаете.
Толпа рассеялась, собаку приподняли за ошейник и увели. Все закончилось. Я всем свои существом чувствовала, как дыхание Финбара успокаивается, как замедляется биение его сердца. Эта ночь и следующий день, и правда, будут для него тяжким испытанием.
— Пойдем, — тихо позвал Конор. — Ты, наверное, хочешь немедленно ее увидеть. Я проведу тебя.
— Я поговорю с Лайамом, — сказала я. — Нужно кое-что уладить. Потом я должна пойти к сыну. Он уже проголодался.
«Я позабочусь о собаках. С тобой все будет в порядке?»
«Спасибо, Лиадан. Возможно, позже ты покажешь мне сына».
Лайам проявил исключительное понимание, несмотря на то, что для немедленной беседы с ним я прервала совещание с капитанами его гарнизона. Он тут же отдал приказ запереть всех собак на псарне или держать их в конюшне всю эту ночь и весь следующий день, как минимум. Людям же было велено заниматься делами и оставить его родственников впокое. Волкодавов самого Лайама еще до того, как он договорил, посадили на поводки и увели во временное заключение, игнорируя укоризненные взгляды на их длинных мордах.