— Вы уже знаете, — начал он, — что в этой битве мы потеряли больше наших воинов, чем могли себе позволить. Смею вас заверить, их жизни не были просто выброшены на ветер. Противник, которому мы противостояли совершенно отличается от прежних врагов: бриттов, викингов или враждебных нам ирландских вождей. Только в моем отряде погиб двадцать один человек, и все они были убиты совершенно разными способами.
По комнате прошелестел шепоток.
— До вас доходили слухи, — продолжал Эамон. — Возможно, враг сам их и распускает, чтобы мы сильнее боялись. И все же в основе лежат подлинные факты, мы сами в этом убедились во время последней схватки с противником. — И Эамон начал рассказывать о своем северном соседе, с которым у него с давних пор вспыхивали распри по поводу земель и взаимных налетов на скот.
— Он отлично знал, насколько сильно мое войско. И в прошлом никогда бы не отважился на что-то серьезнее, чем угнать несколько голов скота или зажечь костер слишком близко к моей границе. Ему было известно, что в открытом бою он не может со мной сравниться, и что любое его действие вызовет быструю и смертоносную реакцию. Он давно положил глаз на один из моих участков земли на границе с его плодороднейшими землями и все планировал как бы его заполучить. Однажды он даже пытался купить его, но я отказал. Вот он и нашел своему серебру иное применение.
Эамон отпил большой глоток вина и вытер рот рукой. Он был мрачен.
— До нас начали доходить известия о молниеносных атаках невидимого врага. Они не рушили сторожевых башен, не грабили деревень, не жгли амбаров. Они просто убивали. Эффективно. И довольно изобретательно. Сначала нашли два трупа на отдаленном посту. Потом их засада уничтожила целый патрульный отряд на западной границе топей. Сцена побоища выглядела ужасно, подробности не для женских ушей. — Он быстро посмотрел на меня и отвел взгляд. — Не то, чтобы их убили жестоко, нет. Их не мучили. Просто… чрезвычайно эффективно и… и по-разному. Не было никакой возможности определить, кто там орудовал. И никакой возможности приготовиться к новому нападению. Мои фермеры и арендаторы пребывали в состоянии животного ужаса. Они считали этих бесшумных убийц каким-то потусторонним явлением, из тех что появляются и исчезают в мгновение ока. Некой помесью людей и чудовищ, созданиями, лишенными понятия добра и зла. — Он замолчал, и мне показалось, что перед глазами у него до сих пор стоят картины, которые он мечтает забыть.
— Вы, возможно, думаете, — снова продолжил он, — что на нашей собственной территории, да еще при помощи людей Шеймуса, у нас не должно было возникнуть сложностей с изгнанием налетчиков. У меня дисциплинированные воины. Опытные. Они знают те топи как свои пять пальцев, знают любую лесную тропинку, все возможные убежища, каждое место, годное для засады. Мы разделились на три группы и надеялись окружить врага в определенном месте, где, как нам казалось, собрались его основные силы. Поначалу, все шло удачно. Мы захватили множество воинов моего соседа и считали, что угроза почти миновала. Но вот, что странно: наши пленники ужасно нервничали и постоянно оглядывались через плечо. Думаю, я и до этого подозревал, что атаки организованы не единственным врагом. Серебро соседа приобрело для него силы, которых никогда не имел он сам, такие силы, каких никогда еще не было ни у одного из нас.
— Кто это был? — спросил Шон, впитывавший до этого каждое слово. Я чувствовала его возбуждение, он просто мечтал о подобном вызове.
— Я видел их лишь однажды, — медленно произнес Эамон. — Мы проезжали по самому опасному району болот, везли в лагерь тела погибших. В том месте невозможно организовать атаку. По крайней мере, я был уверен, что это невозможно. Одно неверное движение, и трясина поглотит тебя, раздастся лишь легкое бульканье, когда она сомкнется над местом, где раньше стоял человек. Там безопасно ходить, только если знаешь дорогу.
— Нас было десять, — уточнил он. — Мы ехали колонной по одному, поскольку тропинка там узкая. И через седла у нас были перекинуты тела наших мертвецов. Был ранний вечер, но в тех местах туман превращает день в сумерки, а сумерки в ночь. Наши лошади знали дорогу, ими не было нужды править. Мы молчали, не теряя бдительности даже в этих заброшенных местах. У меня отличное зрение и острый слух. Я лично отбирал каждого из своих спутников. Но я ничего не заметил. И никто не заметил. Легкое чириканье болотной птицы, робкое кваканье лягушек. Какой-то тихий шум, некий сигнал, и они налетели на нас. Из ниоткуда, они все возникли одновременно, каждый стащил намеченного им всадника с лошади и прикончил быстро и тихо — кого-то ножом, кого-то веревкой, а кого-то мастерским нажатием в нужное место на шее. Что до меня… мне избрали особое наказание. Я не видел, кто держал меня сзади, хоть вырывался изо всех сил. Я чувствовал за плечами собственную смерть. Но она так и не ударила. Вместо этого, я просто вынужден был стоять без движения, смотреть и слушать, как передо мной и за мной один за другим гибнут мои люди, а их лошади в панике спрыгивают с безопасной тропы и исчезают в трясине. Мой собственный конь стоял смирно, и его оставили в покое. Мне было предназначено вернуться домой в одиночестве. Я был вынужден беспомощно следить за гибелью своих людей, а после меня просто отпустили.