Досталось принцам за их проделку знатно, и в наказание им ещё долго не дарили игрушек и книг. Когда становилось невыносимо грустно от пустоты в детской, братья садились рядышком на подоконник и смотрели на город. И снова понимали, что поступили правильно, вспоминая радостные лица детдомовцев.
________________________________________________________________________
*Праматерь – люди ПлуМерка чтят первую кошку планеты, от которой пошёл весь их род, она считается кем-то вроде богини.
ЧАСТЬ 2. ИСПОРЧЕННЫЙ РЕБЁНОК
Звон стекла отразился ужасом в душе Ната. Подросток даже не обратил внимания на боль, хотя предплечье и ноги резали острые осколки. Перед ним возвышался сервант, на который он налетел, запнувшись. Зря, зря он вообще зашёл в эту гостиную! Но хрустальные фигурки так манили…
Звук шагов заставил резко подняться, и из груди вырвался сдавленный стон. По одежде расползлись пятна крови, а мальчик буквально задыхался от осознания того, что сейчас ещё и отругают. Слава Праматери, что не король, и будь всё проклято, потому что это была походка матушки.
Эрменгарда выросла в дверях беспощадной скалой.
- Как ты… - она сама на миг задохнулась, а потом резко подалась вперёд и ухватила сына за шиворот. – Как ты посмел?
Нат окаменел настолько, что даже взгляда не опустил. Матушка не станет его бить, но это было даже хуже.
- Ты, маленький, мерзкий нахалёнок! – Она беспощадно встряхнула его, и порезы отозвались новым приступом боли. – Комок неудач! Я предупреждала, чтобы ты не шлялся, где вздумается? От тебя одни беды! А ну пошёл отсюда! Без сладкого на месяц оставлю!
Она грубо толкнула его к двери, и принц, не оглядываясь, бросился прочь. Ему даже удалось спуститься по лестнице, а вот потом он запнулся о собственную ногу и растянулся на ковре. Воздух прошил вскрик, мальчик буквально почувствовал, как сдвинулись под кожей осколки. А ведь Тризнов предупреждал, чтобы с этим делом поосторожней.
- Ваше Высочество! – Раздался обеспокоенный голос слуги, и затем – топот.
Дыхание перехватывало от боли, когда Нат попытался подняться. Перед глазами поплыли круги, а в голове плясала россыпь осколков. Чудовищные ощущения…
Мужчина уже подхватил его подмышки, чтобы поднять, но принц в отчаянной ярости оттолкнул руки слуги.
- Ос… оставьте меня!
Из груди уже рвался хрип. Нат кое-как выпрямился и упрямо пошёл вперёд. Раны саднило всё сильнее, и едва ввалившись в кабинет Тризнова, он со стоном осел на пол.
Врач действовал оперативно. Аккуратно уложил на кушетку, снял с пациента одежду и начал доставать осколки. А у Ната сердце билось, как сумасшедшее. Он лежал и тихо выл от безысходности. Теперь матушка никогда его не простит. Все надежды рухнули. Он ведь так старался быть хорошим. И вот это треклятое любопытство.
- Понимаю вашу скорбь, - вздохнул врач. – Но не волнуйтесь, на крышке гроба вы будете смотреться так, будто ничего не произошло.
- Блин, да я хочу в гроб! – Выкрикнул Нат и с силой ударил кулаком по кушетке.
Слово-паразит. Аристократам не пристало такие использовать, но сейчас это не имело значения.
- Чудненько. Когда хороним?
- Сейчас!
Из глаз покатились слёзы. Представить себе только такое: тебя сверху накрывают тяжёлой плитой, и ты остаёшься один в темноте и холоде. Навсегда. А уж как будешь задыхаться…
Он попытался не дышать, но быстро стало страшно. Пришлось выдохнуть, а вслед за этим – шмыгнуть носом, так там стало мокро.
- Я никому не нужен…
- Особенно мне, - Тризнов лукаво поднял бровь. – Снова матушка?
- Она меня ненавидит, - голос стал противным и дрожащим, но принц уже не мог остановиться. – Я сервант разбил… жизнь кончена…
Врач вздохнул, вынимая пинцетом очередной осколок. Теперь понятно, откуда они.
- Что такое сервант для…
- Я неудачник! – Крик оборвал доводы насчёт богатого папаши.
Это было заявление посерьёзнее. Во дворце уже давно перешёптывались, что младший принц страдает явным отсутствием везения. Говори – не говори, дело не менялось: что-нибудь сломает, да ещё сам покалечится. Недавно королева не выдержала и наняла психолога – да толку ноль, что и подтвердил сегодняшний инцидент.
- Пусть так, - произнёс Тризнов тихо. – Это не повод для ненависти. И наше с Амари отношение к вам не на жалости строится.
Когда он обрабатывал порезы перекисью, принц стиснул зубы и лишь шипел: снова появились силы не показывать слабость. Нат будто черствел, стремясь скрыть даже то, что ему плохо. Но сделать ничего было нельзя: с таким окружением давать слабину – смерти подобно.