Осень вступала в свои права. Листва сменяла краски, и город за узорчатыми воротами будто приготовился к празднику. Но насколько хорошо и свежо было на улице после душного лета, настолько тяжёлая и мрачная атмосфера царила с утра во дворце.
С нижних этажей доносился приглушённый, но тем не менее устрашающий рык отца. Выведшая было принцев на прогулку нянюшка заохала и, помянув Праматерь*, затолкала мальчишек обратно в детскую. Амари был только рад убраться подальше, а вот братишка начал сопротивляться отпихивающей его женщине.
- Он снова что-то задумал! Остановите его! Пока ничего не началось, остановите!
- Ваше Высочество, успокойте брата, - няня сердито ухватила младшего за шиворот и наконец захлопнула дверь.
Старший принц повиновался и прижал к себе Солика. Ещё в прошлом году они стали свидетелями публичной казни – братишка впервые увидел весь ужас положения. Несчастные предприниматели, тем и провинившиеся, что доставили по ошибке не ту рыбу во дворец, стояли на помосте, и палач готовился отсечь им головы. Солик первым бросился вперёд и стал кричать, чтобы казнь остановили. Амари волей-неволей пришлось присоединиться к просьбе, но он и не ждал, что их выслушают. Разве этот грозный тиран способен хоть кого-то услышать?
Так и было: король просто велел убрать сыновей с глаз долой. Взгляды обречённых и жадность на лице монарха до сих пор стояли перед глазами – он будто собирался поглотить души своих жертв. Частенько в кошмарах Амари видел это: король как властелин живых и мёртвых, даже после смерти от него не будет спасения.
А ведь они часто слышали взбудораженный гул голосов за окнами, иногда - плач обречённых, которые не были достаточно сильны, чтобы держаться. Лязг гильотины или хрип, дикие крики боли.
- Солик, тише. Успокойся, он далеко…
Братишка начал вырываться, и взгляды принцев встретились. В блёкло-голубых, будто росинки, глазах младшего плескались отголоски пережитых ужаса и беспомощности перед волей монарха. Амари прикусил губу: они ведь правда ничего не могли сделать. Солику тоже предстояло это понять.
Но где прошла грань между порывами спрятаться при первых звуках голоса отца и желанием спасти жертв тирании? Амари тоже этого хотел, но слишком рано понял, что беспомощен. Даже матушка не могла повлиять на решение короля, а уж она-то казалась сильной и могущественной. И надеялась на Амари, такого слабого!
- Пожалуйста! Его должны успокоить! – По щекам Солика потекли слёзы. – Нельзя так с подданными, нельзя! Они тоже живые!
- Я… знаю…
К чему всё воспитание, если привитые убеждения причиняют боль? Мальчики разрыдались в унисон, каждый в этот момент ощутил собственную беспомощность. Только Солика сдерживали дверь и нянюшка, а Амари – нечто куда более глубокое. Уверенность, что он ничего не сможет.
Они успокоились нескоро. Няня уселась на табурет прямо у двери и молчала, предпочитая не мешать: по опыту знала, что окрики и увещевания ничего не дадут.
Голос глашатая оборвал установившуюся было тишину. Всё существо Солика пронзил ужас, и он бросился к окну. Позади заохала няня, а взгляд принца уже был прикован к помосту, на которое водружали колесо. О, недавно он видел, для чего это страшное орудие: мучительная смерть через ломание костей! Мимо ворот уже скользили любопытные: будто коршуны, они и стремились увидеть готовящееся действо, и в то же время боялись находиться близко.
- Снова… - прошептал мальчик и невольно подвинулся, давая место Амари.
Братья с ужасом переглянулись, и младший умоляюще захлопал глазами. Надеялся на него, старшего и кажущегося сильным. Амари снова ощутил безмерно тяжёлый груз ответственности, и захотел его сбросить, убежать и спрятаться. Может, само исправится? Хоть бы кто-нибудь вышел наружу и переубедил отца. Чтобы тот не смог бы ленивым взмахом руки велеть гвардейцам убрать несогласного, а потом и избить его плетью, если не бросить на помост.
Кто вообще будет считаться с мальчишками, даже если они принцы?
- Он нас не послушает, - в груди поднялась волна отчаяния, и Амари повысил голос. – Ты знаешь! Ты же видел!
Он чересчур сильно дёрнул братишку от окна, и тот не удержался. Грохот об пол сопровождался вскриком. Взгляды братьев встретились, и ужас в глазах Солика отрезвил Амари. Старший принц в ужасе рухнул на колени перед братишкой. Тот держался за голову и молчал, только глаза расширились от испуга и непонимания. Стало не по себе.
- П… прости! Я не хотел!
Солик всхлипнул, и Амари почувствовал, что тоже вот-вот заплачет. Он прижал к себе братишку и поспешно пощупал его голову.
- Ам… Амари… за что?
Плач влился в уши и резанул по сердцу. Старший принц прикусил губу, глядя куда-то в пространство и переживая произошедшее. Что же сделал с ним страх! Он уже готов заткнуть брата силой. Как отец…
- Я больше не буду. Прости! Я не хотел так… я... я сам боюсь…
- И что делать?
Солик стиснул его за шею: простил. Да и сам Амари простил бы брата за любую боль. Только они друг у друга и были родными.
Когда с улицы зазвучали голоса, а потом крики боли, Солик вновь рванулся к окну. А Амари схватил его и не давал вырваться. Комнату наполнил отчаянный вопль, будто пытали Солика, а старший принц только зажмурился и молча глотал слёзы. Нянюшка стояла в дверях, скрестив руки, и не шевелилась. Будто каменное изваяние. Только по щеке стекла одинокая слезинка.