Каштан зафыркал, оборвав трагичность момента.
- Да вы мазохисты, мяу.
Две пары глаз уставились на него, у двери раздался смешок Тризнова. И вдруг осознав всю глупость положения – ведут себя как персонажи трагедии, желая умереть друг за друга, и всё с патетикой – братья тоже не удержались и захихикали. Впрочем, Нат тут же заохал: рёбра разболелись немилосердно.
Убедившись, что пострадавшему лучше, Тризнов велел принести подушек и устроил его в полусидячем положении. После этого вышел и подозрительно долго не возвращался: мальчики уж было подумали, что наткнулся на короля.
Но Тризнов уже навострился не попадаться на пути Филиппа, и вскоре вернулся с обедом. Нату было стыдно, что Амари начал его кормить с ложки, но боль окончательно лишила сил. К чести Каштана, он не стал насмехаться: наоборот, смотрел сочувственно и даже по-кошачьи потёрся о руку. Пострадавший слабо улыбнулся и открыл рот, чтобы проглотить очередную порцию бульона.
Он снова вспомнил, как назвал его Амари, и задумался, какой же он всё-таки. Тиран или забитый, слабый или сильный. Как смотрел брат! Ни следа страха или злости. Только безграничная любовь. Амари не видел в Нате злодея – значило ли это, что он ещё не потерян?
***
- Никуда я не пойду… снова покалечусь…
- Ну хочешь, я тебя на себе понесу?
- Я тяжёлый…
Очередное утро, снова попытка закрыться в своей раковине. Няню бы это очень разозлило, но Амари не чувствовал ничего, кроме участия к братишке. Поэтому он и умолк, опершись о край постели Ната и глядя, как братишка хмурится, уставившись куда-то на ноги, накрытые одеялом. Вчера вывихнул лодыжку, и закономерно полагал, что сегодня снова опозорится. Как будто случайно покалечиться – это стыдно.
- Ну хочешь, - в груди поднялась волна решимости от возникшей самоотверженной мысли. – Я тоже что-нибудь себе сломаю?
Нат вскинул глаза, и на его лице отразилось испуганное изумление.
- Нет, ты что! Лучше пусть мне все твои болячки достанутся!
И как Амари мог обвинять его в бесчеловечности? Милый, самоотверженный братик… эта мысль заставила глубоко задуматься, и привела к совершенно неожиданному выводу. Амари медленно развернулся и опустился на кровать. По полу пролегла его тень, очерченная утренними лучами.
- Знаешь… может, ты ещё до рождения пожелал этого? Поэтому всё так?..
Одно высказывание, буря чувств. Тогда как у Ната будто глаза открылись, Амари ощутил жгучий стыд, словно это могло быть правдой, и он лично заставил братишку это пожелать. А младший принц стиснул в кулаках край одеяла.
Ради Амари. Вся эта боль – ради брата. Он калечился вместо брата. Каким же счастьем наполнилось его сердце! Выходило, что он не бесполезен.
- Амари, - Нат откинул одеяло и, поднявшись, обхватил брата за шею. – Это же чудесно! Выходит, ты будешь очень удачливым королём! Представляешь, сколько сможешь сделать доброго для людей, если тебе не будут мешать простуды и переломы! Праматерь, это же идеально!
Амари в замешательстве поднял голову, невольно прижимая к себе руки Ната. Какая самоотверженность, сколько искренности в словах! Снова стало стыдно, ведь он не хотел, чтобы брату даже изредка было плохо. Он реагировал ярче, острее, в отличие от Амари.
«Оставайся таким хорошим всегда, братик, - скользнула в голове мысль, а сердце наполнилось нежностью. И тут же решительно нахмурился. – А я уберегу тебя от боли, насколько смогу!».