– Ничего… Совсем ничего, – замотал головой Вион, кусая губу и из последних сил сдерживая отчаяние. – Сказали, есть древний ритуал, еще из времен ложных богов. Башня подобного не одобряет, но ради великого знания… Если я признаю над собой руку ордена Зорких…
– Ага, всё даром, но найм пожизненный, – хмыкнул Кортэ. – Малыш, тебе бы лет десять потолкаться в квартале ростовщиков, пристроиться хоть переписчиком долговых соглашений и поучиться жизни. На словах всё даром, а после по бумагам выходит, что удавиться не на чем, веревка – и та в закладе, не говоря уж о шее. А как иначе? Дураки вроде стада, хочешь – сразу режь, а хочешь – паси, позволяй им накопить жирок, и после свежуй…
– Договор составляли именно в том квартале, – едва слышно признал Вион. – Не знаю, что в нем… Вспоминаю, когда оно скручивает меня и… ломает. После того, как я дал согласие, меня доставили на остров Наяд. Точно знаю, что пробовали повторить пляску, такую, какая стерла из мира Ноттэ. Но самого острова не помню, много чего еще не помню. – Вион обреченно поглядел на спутника. – Лучше уходи. Вон, звезды гаснут. Когда последняя догорит, сразу станет полдень, а я опять не вспомню, за что теперь в ответе. И чья кровь на руках… Скорее уходи, коня забери, поскачешь галопом – я, пожалуй, и не догоню. Спеши: всего-то осталось пять звезд..
Младший нэрриха прищурился, обратил лицо к небу, густо засыпанному жемчугом созвездий, – и Кортэ ощутил, как по спине пробегает холодок настороженности. Лампады святых не отражались в пустых глазах Виона, подобных двум дырам, пробуравленным в кромешный, нездешний мрак.
– Четыре, – всхлипнул Вион, уже не сдерживаясь. По щеке скатилась слезинка.
– Не считай на убыли, это к неудаче, примета надежная, – Кортэ растер затылок и подбросил в огонь несколько веток, выделяя себе время на размышление. Управившись, он заговорил снова. – Никуда я не поеду. Более нет сомнений: ты и есть ловушка для меня, рыжего барана, не умеющего менять решений. Пусть так. Не хлюпай носом! Смерть не особенно вредна нэрриха. Людей поблизости нет, так что, если твое «великое знание» может прикончить меня, не беда. Вернусь – обстоятельно разберусь и с Зоркими, и с ростовщиками, и со всеми прочими уродами. Но тебя по своей безмерной доброте, граничащей сегодня со святостью, я заранее простил. Кстати, ты не попробовал перерезать себе горло? Найм бы иссяк вместе с этой жизнью.
– Три… Я хотел, – кивнул Вион, продолжая глядеть в небо. – Только они и это учли в договоре. Не могу навредить себе. Я не хозяин даже собственному телу. Две. Страшно…
– Пока звезды не закончились, ты уж сними штаны, чтобы не обмочить, – разозлился Кортэ.
– Пока не поздно, зарежь меня, – едва слышно предложил Вион. – Ты можешь, ведь так?
– Не могу, – расхохотался Кортэ, бросая в огонь ворох хвороста, чтобы пламя сразу взвилось большое и яркое, чтобы младший нэрриха хоть так обрел поддержку света в обступающей его тьме отчаяния. – Не убиваю тех, кого простил. Вдобавок твердо знаю, ростовщики – они пройдохи с опытом. Ускользнешь от найма, он нагонит тебя и стребует долг еще похлеще, двойной мерой, тройной. Нет уж. Мне интересно глянуть на ловушку в действии. Сколько там звезд?
– Одна, – обреченно шепнул Вион.
– Ты в бога-то веруешь? Хоть в какого, не важно.
– Ну…
– Ясно. Самое время отрешиться от ереси и безверия, – подмигнул Кортэ.
Сел прямо и начал с серьезным видом выговаривать текст отдания почести Мастеру, неизбежный и неизменный на все случаи жизни. Вион шмыгал носом, стыдясь страха и не имея сил превозмочь себя. Кортэ наоборот, испытывал горячий азарт, который и сдерживал мерным течением слов молитвы. Он не видел черноты и не замечал убыли звезд, зато всей кожей ловил поток тишины: душное безветрие ливнем рушилось из тучи-невидимки. Пустая, глухая ночь потопом заливала низины, поднималась все выше, заставляя замереть и не вздрагивать даже мелкие листочки в древесных кронах. По ширящейся неподвижности леса удавалось зримо проследить проявление чуждого в мире. Кортэ следил, щурился и усмехался. Вчера ночью подобное наблюдалось впервые, выглядело жутковато и, чего уж таиться от себя, действительно угнетало, даже пугало. Сегодня все иначе. Источник неведомого рядом, причин опасаться стало больше. Но страха нет. Может быть, его сгубил Черный Убальдо, человек, не способный вернуться в мир и все же вполне безразличный к смерти.
– Значит, пустые сосуды и полные, разбитые и целые… – буркнул Кортэ, завершив молитву и глядя на Виона – замершего и вроде бы забывшего дышать, одеревенелого. – И дурные бабы, коим до Зоэ – как мне до Ноттэ. Наплясали без ума и души, нам на беду… Поглядим.