– Но если князь выше лыцара, и лыцар ему подчиняется, то как же ты, простой лыцар, посмел столь непочтительно говорить о князьях Шагировах?
– Посмел… – скривился Гаврила. – Опять ты за свое! Даже если дружишь с пащенком шагировским, все равно должна понимать: Шагировы другого и не заслуживают! То, что меня антов лишили – это ладно, пусть. Но они ж, сама посуди, пошли войной против царова величия, все перебаламутили… Шагирова с Квасуровым. Эх… Жили мы жили. Все толком шло, справно. А как явилась великая княгиня, так все наперекосяк пошло!
– А не в том ли еще причина возмущения твоего, – продолжала докапываться я, – что ты не Шагировым служишь, а какому-то другому князю? Ты даже говорил какому, но я не запомнила… В чьем ты войске?
– Да так… – дернул скулой Гаврила. – Особо ни в чьем. Раньше у Володимира Карпищева был, князя Турского, а теперь и не поймешь… Ни князя Турского нет, ни антов моих… И кто кому служит?… Теперь уж вовсе не разберешь… Я иногда бываю в стане царовом, под Скарбницей. Но больше сам по себе. Наша стоянка недалече от бывших Кравенцов.
– Наша?
– Пятеро нас там, лыцаров. Вроде ватаги получаемся… воровской… – он скривил губы. – Ну еще с десяток голутвенных нашли по потайкам… Моих антов – ни одного. Да разве ж только я остался без антов? Тыщи народу перемерло – немерянные тыщи! Считай, почти все безгривенные, кого великая княгиня не увела с собой. Ведь поначалу-то никто про потайки эти, про отдушины божественные, никто не знал. И не прятался. Да и как безгривенному спрятаться, если его кручень карачунная одолела? Хорошо если кого лыцар или князь в какую потайку доставил вовремя. Но таких ведь – всего ничего. Хорошо если сейчас по потайкам сотни две душ осталось от всех царовых подданных… Теперь все люди наперечет… А, может, вы с братом все-таки голутвенные, а? Пошли бы в нашу ватагу… Я бы и тебя не обидел, и брата твоего тоже. Пойдешь? – обратился он к Сереге.
– Да я вроде как с Олежиком… – замялся тот.
– С пащенком шагировским? – поднял брови Гаврила. Потом пристально взгляделся в Серегу. – Слушай, а ты-то, часом, не ант? Бывает ведь такое – сам, вроде, голутвенный, и из рода голутвенных, а на деле – ант! Как звать-то тебя?
– Сергей Дмитриевич Михайлов, – последовал чинный ответ.
– Как это – Михайлов? – удивился Гаврила. И обернулся ко мне. – Ты же, кажется, из рода Митякиных? Или вы не родные брат с сестрой?
– Названные, – коротко пояснила я.
– А-а, – понимающе кивнул Гаврила. – Ну-ну… А ты, Сергей Михайлов, тоже из далеких краев?
– Тоже, – ответила я за него.
– Ну тогда рассказывайте, – со вздохом приказал Гаврила, располагаясь на скамье. – Зачем явились сюда из своих далеких краев? Как с пащенком шагировским сдружились? Что делать собираетесь?
– Много вопросов, – поморщилась я, – и все не по существу.
– Во как? А какие вопросы тебе, красавица Елена, нужны?
– Мне не вопросы нужны, а ответы.
– Ох, молодец, Елена! – засмеялся он. – Сама ничего не говорит, а только все выпытывает! Прямо не баба, а… Слушай, может, и правда – не баба? Дай посмотреть, а то я пока нес тебя, то не все еще рассмотрел, – он хитро прищурился и протянул руку, как бы намереваясь встать и направиться ко мне.
– Э-эй! – прикрикнула я, вновь прячась за свое ненадежное укрытие. – Не шали! Ты, лыцар Гаврила, расскажи лучше почему это тебе пришлось меня нести так, будто я – не я, а мешок с картошкой?
– С чем? Это еще что?
– Картошки не знаешь? Темнота! Потом расскажу. Мне сейчас главное – узнать подробности про события в спальне. Там ведь что-то произошло? Ты же меня от чего-то спас?
– Известное дело. И тебя, и брата твоего названного. Кто ж такую подставу себе устраивает? Выйти безгривенному на песок! Это ж додуматься надо! Вот и накрыла вас кручень карачунная! Зачем высунулись из потайки своей? Хорошо, я тут оказался, услыхал человеческий голос.
Так вот кто ходил ночью внизу! А я думала – чудится…
– И потайку вашу случайно отыскал – до того еще как вас услышал… А не то… Что ты, Серега, говорил-то все время – помнишь ли хоть что-нибудь? Во-во, не помнишь…
– Какую потайку, о чем ты? – прервала я.
– Да эту ж вот! Где мы сейчас укрылись. Это ж ваша потайка? Здесь отсиживаетесь? Или еще где-то от пустохляби укрытие надыбали?
– Укрытие от пустохляби? От песка?
Я посмотрела под ноги. А ведь и правда! Здесь, в этом мраморном зальчике, песок отсутствовал! Пол был чист. Относительно. Пыль все-таки имелась, но без малейшей примеси белоснежных песчинок.
А ведь олегова мать в своей записке упоминала о пустохляби… Кажется, что-то о ее расползании… Значит, все-таки песок – это и есть та катастрофа, о которой Шагирова предупреждала сына! Не радиация, а простой песок. Или не простой?
– Как ты назвал ту болезнь, что нас с Серегой накрыла?
– Кручень карачунная, – охотно пояснил Гаврила. – Да она любого накроет, кто на пустохлябь голышом сунется. Ну, то есть, без гривны.
– А чем она опасна?
– Ничем не опасна. Да и не болезнь это вовсе. Так, морок, который пустохлябь насылает. Ежели вовремя сойдешь с песочка – жив-здоров. Не сойдешь – там и останешься. Болеть не будешь – просто будешь стоять себе посреди песка и стоять. До самой смерти. Как ты, Елена, стояла. Или болтать – как ты, Сергей Михайлов. А еще, говорят, некоторые безгривенные молиться начинают. Все молятся и молятся – пока песочек из них все жизненные соки не высосет. Вот такая она – кручень карачунная.
– То есть… – я совсем растерялась. – Ты хочешь сказать, что нам с Серегой на песок становиться нельзя?
– Никак! – подтвердил Гаврила.
– И это потому, что у нас нет гривен? Но это же неправда! Мы же полдня толклись по этому песку – и ничего!
– Когда это?
– Сегодня… Или уже вчера… Днем, короче!
– И что – ничего не было? – не поверил Гаврила.
– Да не было! В том-то и дело! Если б хоть что-нибудь такое… карачунное было, разве бы мы устроились в спальнях, среди песка?
– А может, вас туда пащенок шагировский специально выгнал? – задумчиво предположил Гаврила.
– Олег? – поразилась я. – Зачем?
– Откуда ж мне знать? Уморить вас решил. Надоели вы ему. Или обидели чем. Князья – они такие! Чуть что не по ним – головы не сносишь! А он, хоть и княжич только, но того роду – шагировского, змеиного…
– Хватит болтать глупости! – возмутилась я
– Да, не нужно наговаривать на Олежика… – поддакнул Серега.
– А вот вы сами посудите, – принялся объяснять Гаврила. – Вас он выгнал туда, а сам ведь где-то здесь прячется? Не пошел с вами в спальни! Не было его там, когда я к вам пришел. Значит, не пошел он с вами. Правильно я говорю? Не пошел?
– Да как же он мог пойти с нами? – возмутился Серега. – Ведь он домой ушел!
– Куда? – вцепился в него Гаврила. – Где у него вторая потайка?
Вот же мстительный лыцар… Как бы предупредить Олега о том, что у него здесь завелся лютый враг?
– Постой-ка… – потерла я виски, пытаясь сообразить. – Ты обвиняешь Олега, что он не испугался песка. Но ты же и говоришь, что тем, кто в гривнах, тем песок и не страшен?
– Конечно не страшен, ведь…
– Постой, не тарахти. То есть ты думаешь, что у Олега нет гривны?
– Ох, и языкастая ты… А как я еще могу думать?
– Но ведь на самом деле у Олега есть гривна!
– Откуда? Ты, дивчина, что-то путаешь. Знаешь, умельцы делали раньше такие детские повязочки. Ты не думай, настоящая гривна вот, – он даже чуть расшнуровал тесьму на рубашке, чтоб мне было видней. – А у него игрушка, в которой проку никакого и нет! Сама рассуди – откуда она может быть у него? Ведь, я так понял, что мать его жива? Значит, их родовая княжеская гривна по имени Филумана, знаменитая во всех пределах, все еще на ней!
– Но у Олега есть гривна! – упорствовала я. – Даже не одна!
– Ну вот видишь – не одна! – рассмеялся Гаврила, как будто это все объясняло.
– Да, не одна! Кроме шейной гривны у него еще пястные, ножные…
– Ой, умора! – закатился Гаврила. – Ой, Елена! Вроде умная ты, а сама – дура-дурой! Поверить, что простые повязочки – это настоящие гривны, это надо ж!…