На завтрак, как всегда, был ячменный кофе с молоком и хлеб со смальцем. Станислав обильно посыпал бутерброды солью. Мать подала еще сладкий коржик, который Кася испекла вчера вечером. По воскресеньям сестра старалась чем-нибудь скрасить их однообразное меню. Станислав похвалил ее за лакомство, слегка подгоревшее по краям, и потянулся за вторым куском, но тут за окном грянул бравурный военный марш.
— Откуда еще этот оркестр? — возмутился Станислав. С некоторых пор его раздражали немецкие марши, которые все чаще исполнялись по любому поводу.
— Это радио, — пояснила Кася, прищелкивая пальцами в такт музыке. — Пан Курц купил новый приемник. Ужасно им гордится. Вот увидишь, сейчас станет в окне, чтобы покрасоваться. Иногда он действительно бывает смешон.
Станислав пригнулся к столу, пытаясь разглядеть окно соседа, распахнутое настежь. Стоявшие на нем обычно горшки с цветами были сдвинуты в сторону, и на освободившемся месте поблескивал новенький внушительных размеров радиоприемник. Почти в ту же самую минуту над цветами, как и предсказывала Кася, появилась тучная фигура пана Курца, хозяина лавчонки, где продавались моющие средства и продукты. Лавочник сдул пыль с приемника и проверил, прочно ли он стоит. И хотя ящик изрыгал марш на полную мощность, ради форса принялся крутить регулятор.
— Дела у него идут в гору, — сказал Станислав. — Всем им теперь начинает улыбаться удача. Не нахвалятся новым канцлером. Ну и надулся… точно индюк.
— Не говори так, — с упреком промолвила мать. — Это порядочный человек. Сколько раз брала у него в кредит. Никогда не отказывал. Всегда вспоминает вашего отца. И Касю взял на работу.
— А разве я сказал что-нибудь плохое, мама?
Он произнес это уже собираясь выходить. Еще ночью, возвращаясь в город, они условились встретиться возле гостиницы «Ломниц». Дукель должен был уведомить начальника о неудачной поездке на гору святой Анны, и они полагали, что тот захочет с ними повидаться. Кася с матерью собирались в костел. В своих праздничных, но немного поношенных платьях они выглядели степенно и торжественно. Станислав попросил, чтобы обед ему оставили в духовке на тот случай, если задержится, и вышел.
На улицах было по-воскресному пустовато. Изредка проедет пролетка со спешащим за город семейством или подгулявшей компанией. По небу плыли грозовые тучи, но солнце упрямо пробивалось сквозь них и припекало все сильнее. По площади перед немецкой гимназией, мимо которой он проходил, ветер гонял пыль. Она заклубилась под ногами и хлынула к каменным ступеням крыльца. Станислав проводил взглядом серое облако, разбившееся-о дубовые двери гимназии. Недавно к этим дверям он прикрепил кнопками написанное от руки объявление: «Мужская дружина польских харцеров готова соревноваться в следующих видах спорта: футбол, волейбол, баскетбол и т. д. Обращаться по адресу: Станислав Альтенберг, Пекаренштрассе 68». Кнопки не входили в твердое дерево, пришлось забивать их черенком харцерской финки. Свыше двадцати таких объявлений он развесил в разных частях города. Потом отправился к гимназии, проверить, какова будет реакция. У объявления сгрудилась толпа. Не просто учеников, а коричневорубашечников из гитлерюгенда. Пуще всего их возмущала фамилия. «Альтенберг? Немец! Почему немец в польской дружине? А если поляк, то как смеет представитель низшей расы вызывать нас на поединок?» Кто-то завопил, что за такое следовало бы проучить. «На объявлении есть домашний адрес, можно запустить парочку камней в окно. Или устроить засаду у дверей и отдубасить палками. Отучится хамить». Они вырывали друг у друга объявление, предлагая наперебой различные виды расправы. Наконец, послышался чей-то менее воинственный голос: «А может, примем вызов? Разве польская банда устоит против нас, германцев? Дадим им возможность выйти на поле и там разгромим. Лучше всего в футбол. Наша гимназическая команда — лучшая в городе. Забьем десяток голов, а потом самих вышвырнем со стадиона». Станислав стоял неподалеку, делая вид, что кого-то ждет. Он слышал почти каждое слово. Предложение всем понравилось. Коричневорубашечники разошлись, выкрикивая угрозы. А через два дня пришло письмо. Надменное, ироническое. Не беда. Главное — вызов приняли.