— Я услышал мотоцикл, — сказал он. — По-моему, он остановился здесь за углом.
Станислав подошел к окну, стараясь не скрипеть сапогами, и выглянул на улицу. Никого. Еще закрыты железными жалюзи двери соседнего магазина, возле него бидоны для молока. На изогнутых голых ветвях растущего рядом с домом дерева примостилась горлица, и словно из глубины колодца долетает до них ее грудной клекот.
— Тебе, наверное, послышалось.
— Нет, он там.
Станислав уткнулся лицом в стекло, чтобы побольше охватить взглядом мостовую, и вдруг отпрянул назад. С улицы донесся шум моторов. Сначала он увидел два мотоцикла, остановившиеся прямо напротив их окна, затем темно-зеленый, хорошо ему знакомый жандармский фургон. Немцы выскочили из него шпалерами, с автоматами, направленными в окна домов, и рассредоточились вдоль всей улицы. В свете прожекторов поблескивали каски, слышались резкие голоса команд и стук подкованных сапог. Несколько жандармов вбежали в ворота их дома. Послышались их гулкие шаги на скрипящей деревянной лестнице, сразу же глухие удары прикладов в дверь квартиры. «Aufmachen! Schnell!»[43]
Быстрее к кухонному окну. Там уже стоял Алек. Но оконный шпингалет не желал подниматься. Станислав оттолкнул Алека в сторону, рванул изо всех сил раму на себя и выглянул в распахнутое окно во двор. Внизу еще никого не было. Прямо под окном крытая толем крыша сарая, тянувшаяся до каменной стены, за которой находился проход в соседний двор. Станислав вскочил на подоконник, спрыгнул на крышу сарая. Его мгновенно пронзила острая боль в лодыжке, и, припадая на одну ногу, он побежал, услышав, как за его спиной грохнулся на крышу Алек. По прогибающейся под ногами крыше они добежали до стены. Станислав схватился руками за ее края и подтянулся вверх. Неожиданно что-то острое, как лезвие бритвы, рассекло запястье левой руки. Проклятые осколки бутылок! Он совсем о них забыл. Станислав сполз по стене вниз и попытался еще раз, но не смог пальцами левой руки зацепиться за край стены. Пораненная кисть безвольно болталась как плеть. Сухожилие. Осколок стекла перерезал его, по-видимому, на самом сгибе. Теперь он не сможет преодолеть эту преграду.
В этот момент кто-то сзади приподнял его за ногу. Подхорунжий. С его помощью Станислав взобрался наконец на стену. Но с той стороны стены уже появились немецкие каски. Они увидели его. Станислав услышал крик, он был обнаружен. Свет прожекторов слепил глаза. С пистолетом в руке, без шинели, которую он не успел накинуть, с непокрытой головой и окровавленной рукой, Станислав представлял для них прекрасную мишень, пока он не мог решиться, куда ему прыгать. Почему они не стреляют? Они могли бы снять его с этой «стены смерти» одной автоматной очередью… Все дело в этом проклятом мундире! Им трудно набраться храбрости стрелять в «немца». Станислав направил пистолет в один из прожекторов и нажал курок. Глухое эхо отозвалось на выстрел, и вновь воцарилась тишина.
В это время во двор их дома вбежали два жандарма. Подхорунжий залег плашмя на крыше сарая и выстрелил в первого из них. Промах. Держа пистолет обеими руками, Алек начал вновь тщательно прицеливаться, как ученик на стрельбище. Неожиданно раздался выстрел из окна их квартиры. Жандармы уже успели туда вломиться. Подхорунжий свернулся в клубок и покатился по крыше к стене. Станислав видел, как он вдруг приподнялся, выпрямился и швырнул что-то в окно. Это была та самая единственная его граната. Как будто гром ударил внутри квартиры, и полыхнувшее оттуда пламя озарило окна соседнего здания.
Из ворот доносились голоса взбешенных немцев. Он опустился на бутылочные осколки и выстрелил в стоявших во дворе жандармов. В этот момент раздалась автоматная очередь, и острая боль пронзила его руку с пистолетом. Он потерял равновесие, зашатался и то ли упал, то ли спрыгнул со стены на землю. С трудом поднявшись на ноги, Станислав метнулся за железную колонку. Жандармы отступили в глубь ворот. Он попробовал поднять вверх пистолет. Не получилось. Перебитая рука не слушалась.
Нет, он уже не хотел ни в кого стрелять. Никаких шансов выбраться отсюда нет. Сейчас он желал только одного — поднять пистолет к своему виску. Ему это даже удалось. Вот только палец на спусковом крючке омертвевший, неподвижный… Он не мог шевельнуть им. Станислав попытался еще раз нажать, безуспешно. Рука безвольно опустилась вниз.