Переживания и впечатления военной поры стали для писателя постоянным источником новых тем, сюжетных поворотов, психологических ситуаций и колоритных деталей. В эмоциональной атмосфере его книг, своеобразие и естественность которой определяется той же программной автобиографичностью, неизменно доминирует то явный, то подспудный драматизм. Это вполне закономерный акцент в творчестве художника, принадлежащего к поколению «детей войны», которому гораздо тяжелее, чем людям зрелым, было переносить невзгоды эпохи облав и публичных казней. Кстати, поколение это в Польше понесло ощутимые потери — 1 800 000 человек, среди которых, наряду с жертвами голода, непосильного труда и репрессий, немалый процент погибших в бою. Одиннадцати лет от роду видел будущий писатель героическую оборону Варшавы 1939 года, а на баррикадах 1944-го считался уже «стариком», поскольку среди повстанцев встречались ребятишки и моложе десяти. В промежутке между этими двумя датами, все пять лет оккупации, варшавские «дети войны» не оставались сторонними наблюдателями. Тем более что Януш Красинский был харцером, членом организации польских скаутов, которая уже 27 сентября 1939 года по решению президента блокированной врагом Варшавы ушла в подполье, как резерв возникающего Сопротивления.
Харцерские подразделения именовались теперь по-новому: «пасека», «улей», «рой», и, хоть им поручили в основном задачи, связанные с «малым саботажем», ребята порой оказывались способными на нечто большее, чем пчелиные укусы. Они совершали подвиги задолго до Варшавского восстания, а в восстании принимали участие уже целые харцерские батальоны. Например, еще в марте 1943 года харцеры отбили у гитлеровцев 25 антифашистов, о чем свидетельствует мемориальная доска в Варшаве на улице Длугой.
Варшаву военных лет с полным основанием называют фронтовым городом. Собственно, почти вся Польша была сплошным фронтом, сковывавшим 500 охранных батальонов, на помощь которым во время противопартизанских акций гитлеровцы бросали пехотные дивизий, танки и авиацию. Но, несмотря на огневую мощь и численное превосходство, карательные экспедиции с грозными кодовыми наименованиями «Ураган I», «Ураган II» и т. д. обычно заканчивались провалом. Сопротивление продолжалось. Настоящие патриоты не желали мириться с превращением Польши в опытный полигон фашизма, где оккупанты отрабатывали наиболее эффективные методы германизации и расчистки жизненного пространства для расы господ, изыскивали самые дешевые способы массового истребления людей в лагерях смерти и проверяли на практике рекомендации псевдоученых по обеспечению быстрейшего духовного и физического вырождения славянства, где испытывалось варварское «новое оружие» фон Брауна и методы управления захваченными территориями, с учетом достижений администрации бывших африканских колоний.
Тяжелое положение растерзанной и поруганной страны усугубляло отсутствие единства в Сопротивлении. Оно распадалось на два противостоящих лагеря с четко разграниченной стратегией и тактикой, диктуемой диаметрально противоположной политической ориентацией. Блок левых социалистов, радикального крыла людовцев (крестьянская партия) и беспартийных прогрессивных общественных деятелей во главе с Польской рабочей партией, преемницей КПП, сплачивал массы вокруг идеи нового, народно-демократического государства, дружественного Советскому Союзу, и вопреки материальным и техническим трудностям широко осуществлял силами своей боевой организации Армии Людовой высшую форму Сопротивления — вооруженную борьбу с оккупантами. В то же время, верный эмигрантскому лондонскому правительству, пестрый конгломерат буржуазных группировок, от либерально-христианского толка до махрово-националистического, в целях реставрации досентябрьских порядков вел яростную антикоммунистическую и антисоветскую пропаганду, а его подпольные формирования — Армия Крайова, находящаяся на содержании у англо-американцев, — практически нацеливались не столько на активные действия против фашистских захватчиков, сколько на защиту узкоклассовых интересов буржуазии. Таков был польский вариант общей установки Запада для всех контролируемых им звеньев европейского Сопротивления, предписывающий боевую пассивность «до особого распоряжения» и активное противостояние радикальным силам.