— Что вы имеете против Кусотинского, мастер? — спросил он с вызовом. Ешонек нарочно посветил ему в глаза.
— Я? Я не против. — Оглядел для пущей уверенности темный штрек, словно желая удостовериться, что поблизости никого нет. Но вокруг было пусто. Только из глубины, как из колодца, доносилось тарахтенье вагонеток, съезжавших под уклон. — Я лично не против Кусотинского, не против поляков вообще. Только вы слишком много болтаете о своей Польше. А от этого одни неприятности. Будь осторожен, Сташек, — тон его сделался серьезным. — Еще недавно многое позволялось, теперь не то. Говорю тебе, как честный немец. Будь поляком в душе, а язык лучше попридержи. Такие времена, Сташек. Разговоры о Польше раздражают немцев. И того гляди — бедой обернутся. Не только себя, но и меня подведешь. Зачем, мол, польской морде потакал.
Станислав молча кивнул головой. Мастер прав по-своему, он — по-своему. Тут, под землей, на глубине более трехсот метров, еще можно потолковать кое с кем из немцев. Они тоже не все одобряют. На днях кто-то из них сказал, что Гитлер, этот бездарный художник, неизвестно еще каких натворит художеств. Было это в бытовке наверху. Все притихли, никто не возразил. Но если кто-нибудь донесет, парню несдобровать. Они и со своими не цацкаются.
Наконец, злосчастную гайку удалось отвинтить. Вместе с мастером заменили лопнувшую ось и столкнули вагонетку на главный путь. Пойдет состав — подберет. Управились перед самым обеденным перерывом. Станислав торопливо собрал инструменты в сумку. Мастеру снова не понравилась эта поспешность.
— Куда торопишься? На харцерский сбор? — Альтенберг что-то пробормотал в ответ. Ешонек, видя, что все его предостережения напрасны, в сердцах махнул рукой: — Ох уж эта Польша…
Собственно, это не был сбор. В одном из фабричных клубов проходили отборочные матчи по настольному теннису. С некоторых пор Станислав участвовал в этих играх как представитель своей дружины. Он понимал, что никто из его ребят не попадет на первенство, но рискнуть не мешало. На отборочных играх можно кое-чего добиться. Сам-то он играл, пожалуй, чуть получше середняка. Но пинг-понг не его стихия. Другое дело — футбол или бег. А этот целлулоидный шарик… К счастью, противник у него сегодня далеко не орел. А для польской команды важен каждый выигрыш.
Подъехала клеть — железная клетка, полная шахтеров с нижнего горизонта. Звонок — и клеть пошла вверх. Он торопясь сдал каску, лампочку и инструменты. Оставалось принять горячий душ, переодеться и выйти на свежий воздух. После темных лабиринтов шахты улицы его города казались ему на удивленье празднично многоцветными. Станислав любил контраст между подземным сумраком и ясностью солнечного дня. В этом резком переходе было что-то от извечного круговорота жизни. Тьма и свет, черный уголь и солнце…
Клуб помещался в бараке, у входа Станислава встретил Дукель. Он поджидал друга, чтобы предупредить, что на матч могут прибыть весьма необычные гости — руководитель отдела пропаганды и спорта местного отделения гитлерюгенда и несколько его сотрудников. С полчаса назад звонили из местного отделения, просили зарезервировать для них места. Теперь там все носятся как угорелые, устанавливают дополнительные стулья, наводят чистоту. Не ожидали визита такого сановника. Станислава удивила эта новость. Рядовой матч, откуда такой интерес к нему? Чего здесь ищет этот бонза? Дукель пожал плечами. Немцы тоже ломают голову. Неимоверная загадка. Быть может, попросту каприз сановника. Хочет показать, что вездесущ. Они это иногда любят.
Вошли в барак. Здесь пахло влажной пылью. Двое парней в тренировочных костюмах усердно подметали сбрызнутый водой пол. Озабоченный завклубом мимоходом поздоровался со Станиславом.
— Играете третьим, — бросил на бегу и поспешил отдавать новые распоряжения.
Правда, чуть приостановился, чтобы взглянуть на портрет Бальдура фон Шираха, повешенный минуту назад. До сих пор его не было, но, к счастью, вовремя нашли. Он смотрелся неплохо рядом с портретом Гитлера. Немногочисленные болельщики уже рассаживались на лавках вдоль стен. Никто не покушался на стулья, зная, для кого они предназначались. Немецкие спортсмены захватили стол и, чтобы размяться, перебрасывались, между собой. Альтенберг и Дукель, стоя в стороне, внимательно наблюдали за ними. Наконец, их тоже подпустили к столу. Станислав сделал несколько ударов. Получилось неважно. После возни с гайкой рука больше годилась для работы молотком, чем ракеткой. Удары получались то слишком сильные, то слабоватые. Шарик несколько раз попал в сетку.