…Еще какое-то время в голове мельтешили обрывки разговоров с огорченными товарищами по команде, объяснения на границе, угрозы сержанта, что он будет отведен на немецкую заставу, потом Станислав незаметно забылся.
Проснулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Перед ним стоял немолодой почтовый чиновник в нарукавниках и повышенным тоном выговаривал, что здесь учреждение и спать не разрешается. Станислав молча встал и покинул почтамт. В начале девятого пришел в спортклуб. Председатель был обескуражен его внезапным появлением.
— А, пан Альтенберг. Мне говорил о вас пан Стемпинский. Минуточку… Вы хотите играть сегодня в нашей команде? Верно. Мы даже предполагали взять вас запасным, ню уже включили кого-то другого. Откровенно говоря, никто не предполагал, что вы явитесь вовремя. Ведь вы живете по ту сторону границы.
— Говорил, что буду, значит буду. О запасном не было и речи. Меня должны поставить нападающим. Я лучший бомбардир в Бытоме. Надеюсь, пан Стемпинский говорил вам об этом?
Председатель растерянно развел руками, потер небритый подбородок.
— Разумеется, говорил. Но ведь могли же вы не получить разрешения на переход границы?
— Я получил, — соврал Станислав.
— Да, это верно… А вот и тренер нашей команды. Пан Буцкий, — обратился председатель к вошедшему. — Приехал Альтенберг. Хочет сыграть в нашей команде.
Тренер был человеком деловым и, очевидно, кое-что слыхал о способностях нежданного гостя. Он сердечно приветствовал Станислава и попросил пройти с ним на склад. Вскоре начнется тренировка, и следовало прикинуть, где лучше всего поставить приезжего. Минуту спустя с бутсами и формой в руках Станислав стал на пороге раздевалки. Встретили его ропотом удивления. Кто-то громко произнес, что сегодня удивительное столпотворение и, видимо, играть будут по двадцать человек.
— Еще один запасной? — спросил кто-то Альтенберга.
— Это зависит от тренера, — ответил он. — Я должен был играть в нападении.
В раздевалке поднялся невообразимый гвалт.
— В нападении? Не может быть! Это уже десятый нападающий. А ты откуда?
— Из Бытома.
— Из Бытома? Ведь это же в Германии. Сбежал?
— Нет. Я там живу.
— А тут что делаешь?
— Пришел играть.
— Здесь. А там не можешь?
— Не могу. Полякам нельзя выходить на поле, немцам запрещено играть с поляками.
На минуту воцарилась тишина, потом кто-то выругался, и, словно по сигналу, посыпались возгласы.
— Братцы. Это не дело! В футбол нельзя?! Даже на поле выйти нельзя немцам с поляками?! Гитлеровцы проклятые! Тогда ясно, почему приходится играть здесь. Как твоя фамилия?
Не без колебаний Станислав представился.
— Альтенберг? — повторил кто-то, и снова стало тихо.
Может, виной тому мнительность, но в этой паузе ему почудился оттенок недоверия. Он весь сжался, ожидая, что кто-либо из ребят вдруг съязвит или бросит ему нелепое обвинение, для маскировки облеченное в форму шутки.
— Станислав Альтенберг, — повторил он, подчеркивая имя. — Я вожатый польской харцерской дружины в Германии.
— Ну, ладно, — сказал кто-то примирительно. — Если тебя тащит сам Буцкий, значит, играть умеешь.
Первая проверка на поле превзошла все ожидания. Уже после нескольких передач ребятам пришлось признать, что они имеют дело с недюжинным игроком. По указанию тренера Станислава атаковали вдвоем и втроем, но не так-то просто было закрыть его. Казалось, глаза У Альтенберга и на затылке, и требовалась неимоверная ловкость, чтобы у него из-под ног выбить мяч. И бегал он быстрее всех. Никто не мог его обогнать. В любой комбинации он оказывался на месте и брал инициативу в атаке на себя. Даже удостоился ненароком вырвавшегося у тренера восклицания: «Хорош, быстрый, очень быстрый!» Дважды ему не удалось прорваться к воротам.