— Снова прозевал голевую ситуацию, — заметил с упреком тренер. — А говорили, что бьешь по воротам, как Вильгельм Телль.
Станислав смутился. Он не знал такого футболиста, проворчал только сквозь зубы, вытирая пот со лба:
— Бить по воротам я, вроде, умею. Только ноги сегодня заплетаются. Не спал всю ночь.
Тренер задохнулся от злости.
— Как это не спал?! И ты хочешь сегодня играть? Что делал ночью? Шлялся где-нибудь?
— Нет, пан Буцкий. Переходил через границу. Вы же знаете, что я с той стороны.
Тренер обомлел.
— Как — без пропуска?
— Без пропуска. Я хорошо знаю дорогу. — Затем, увидев, что тренер внезапно помрачнел, Станислав испугался и поспешно добавил: — Может, зря сказал. Надеюсь, это не помешает играть…
Буцкий подтвердил неуверенным кивком.
— А я-то думал… Впрочем, неважно, что я думал. Ничего не поделаешь. Погоди… еще немного потренируемся, а потом ложись спать. Успеешь выспаться до четырех часов. В дальнейшем постараемся оформить тебе пропуск. Если немцы ничего против тебя не имеют, должны дать.
Станислав с сомнением пожал плечами.
На рассвете следующего дня он осторожно повернул ключ в дверях на Пекаренштрассе. Удалось войти, никого не потревожив. Мать и сестра спали непробудным сном, замотанные каждодневными трудами. Быстро разделся и скользнул под одеяло. С удовольствием ощущал, как расслабляются мышцы. Он действительно выдохся. Двое суток на ногах, почти без сна. Если бы не подремал часа четыре в каком-то клубном помещении, был бы совсем никуда. Определенно не следует переходить границу дважды почти в один и тот же день. В будущем следует после перехода отсыпаться и лишь тогда играть. На этот раз как-то удалось сохранить форму, однако мог бы играть и результативнее. Впрочем… и так хорошо… Сбылась величайшая его мечта. Он показал, чего стоит, на той стороне. Свои увидели его в деле. И отнюдь не с плохой стороны. У него еще кружилась от этого голова. Было чем гордиться. Хотя упоение победой, одержанной на родине, едва не погубило его на обратном пути. Он забыл обернуть носовым платком звонок и какая-то ветка прилепившегося к террикону куста, видимо, хлестнула прямо по металлическому колпачку. Дзынь! Рядом с немецкой заставой. Станислав видел, как пограничник встрепенулся и завертел головой, не понимая, откуда донесся этот звук. Немного погодя он успокоился, но Станиславу пришлось пролежать под злосчастным кустом с полчаса. Потом все пошло гладко. Только действительно надо было вести себя более осторожно. Если бы поймали… Он не знал бы, что сказать. Успех на родине. В Польше. Вопреки усталости Станислав не мог сомкнуть глаз. В памяти оживали совсем недавние сцены. Радостный гул трибун, объятия товарищей по команде, которые догнали его у ворот соперников, поздравления тренера после матча и настоятельное приглашение на следующие игры, потом этот польский пограничник, который сбежал с трибуны, чтобы сказать, что сержант Куртыба, тот самый, что допрашивал его на заставе, сидит вон там, выше, и размахивает газетой, и, наконец, сдержанные комплименты председателя клуба и осторожное предложение переехать в Польшу. Успех за границей, мысленно произнес Станислав. — Успех за границей, — и сам же поразился неясности этой формулировки, ибо все еще не мог разобраться, была ли для него заграницей Германия, где он жил, или Польша — его родина.
Разбудили его звуки утреннего марша. Матери уже не было, Кася собиралась уходить. Она еще работала продавщицей и торопилась, чтобы успеть в лавку до открытия.
— Где был, Сташек? — спросила она, увидев, что брат просыпается. Станислав не ответил. Он все еще боролся со сном и едва мог открыть глаза. Кася не стала повторять вопроса. Он с трудом поднялся с постели, чтобы сбросить сонную одурь, прошел босиком к открытому окну. Глоток свежего воздуха… Еще затуманенным взглядом скользнул по серой стене дома напротив. Пятна от подтеков, проржавевшая водосточная труба и шелушащаяся краска оконных рам, новый радиоприемник на подоконнике соседа рядом со сдвинутыми в сторону цветочными горшками, за ними — герр Курц в белой, накрахмаленной сорочке с расстегнутым воротничком. Заметив Станислава, улыбнулся и переключил волну. Военный марш вдруг заглушили звуки польской речи. Катовицкая радиостанция передавала утренний выпуск последних известий. Герр Курц, гордясь собственной смелостью, улыбнулся еще шире, а Станислав сонно кивнул ему. Польский диктор покончил с зарубежной хроникой и перешел к местным событиям. Назвал сначала две польские команды и стадион, где вчера состоялся футбольный матч, потом, сообщив о победе хозяев поля, информировал радиослушателей, что в последнюю или почти последнюю минуту гол забил игрок, впервые выступающий за катовицкий клуб, — Станислав Альтенберг.