Станислав возмутился.
— Как это?! Мы же польские харцеры!
— Именно поэтому… Хотят нас запугать. Этих малышей и местное население. Не могут стерпеть, что не только поляки, но и немцы из окрестных деревень приходят на наши костры.
— А кто издал такое распоряжение?
— Обер-президент Вагнер. Скверно, — Дукель озабоченно потер лоб. — Тут дело даже не в вымпелах национальной расцветки… Это распоряжение открывает перед ними все двери. Полиция, гестапо… Могут входить теперь куда угодно. В любые помещения спортивных, молодежных, культурных и прочих польских организаций. Есть основания. Могут, когда им заблагорассудится, проверить, нет ли там орла или чего-либо подобного. Вот, как сейчас… — Он показал на строения лагеря, где происходил обыск. — Погоди, кажется, уже закончили.
Действительно, из-за ольшаника донесся треск мотоциклов. Поляна вдруг загудела, как пчелиный улей. Самые смелые вскочили и бросились со всех ног к опушке. Станислав побежал следом за ними. Спрятавшись среди деревьев, харцеры наблюдали за отъезжающими мотоциклами… Над проселком, по которому он сюда добирался, поползла туча пыли. Вдоль опушки пронесся боевой клич. Наиболее расхрабрившиеся мальчишки принялись даже швыряться комьями земли, но Дукель призвал их к порядку. Чтобы отвлечь внимание своих подопечных от неприятного визита, он запел:
Мальчишки дружно подхватили тоненькими голосами, как бы бросая вызов всем тем, кто отнимает у них право на свободный выбор родины. С песней они направились в лагерь. Навстречу им быстрым шагом приближался молодой человек, который предостерег Станислава у калитки лагеря. Он торопился сообщить, что полиция убралась. Был взволнован своей миссией и тем, что здесь произошло.
— Уехали. Злые как черти. Искали якобы бело-красные вымпелы и портреты маршала Рыдз-Смиглого.
— Ну, вымпелы они могли бы найти, — сказал Дукель. — А портретов действительно нет. Ах, вы не знакомы, — обратился он к Станиславу. — Это пан Хорак. Всегда приходит на наши костры. Живет здесь поблизости на даче. Ботаник. Собирает разные травы.
— Лекарственные, — уточнил Хорак.
— Я уговариваю его вступить в твою дружину. Все еще не решается. Сегодняшний визит этих господ с мотоциклами окончательно отобьет охоту.
Собиратель лекарственных трав возмущенно запротестовал:
— Почему? Я тоже поляк, и этот обыск для меня почти как личная обида. Он может послужить лишь стимулом…
Станислав горько усмехнулся:
— Если только такого стимула вам не хватает…
Они подходили к дому. Ребятишки распевали: «…Их радостная песня звучит среди лесов…» У порога стоял комендант лагеря.
— Пожалуйста, не ведите сюда детей! Ни в коем случае! — закричал он издали. Альтенберг и Дукель поняли, в чем дело. Следовало сначала застелить развороченные полицией постели. Вид, который являла собой спальня после обыска, мог произвести на детей весьма тяжелое впечатление. Ведь они не заслуживали, чтобы стражи порядка учиняли в их спальне разгром. Дукель и Альтенберг простились с Хораком и, оставив детей во дворе, прошли в помещение. Две женщины уже наводили в спальне порядок. Станислав увлек друга в пустую канцелярию. Только сейчас Дукель сообразил, что Альтенберг приехал сообщить ему нечто важное.
— Что-нибудь случилось? Откуда ты взялся?
— Из Катовиц.
— Как это из Катовиц?
— Неважно. Я был там вчера, играл за городскую команду. Даже забил гол.
— Поздравляю.
— Не в этом суть. Кажется, я влип. Местное радио сообщило об этом матче. Назвали мою фамилию. А я не имел права там быть.
— Ты нелегально перешел границу?
— Да, нелегально.
— И ты уверен, что была названа твоя фамилия?
— Сам слышал.
Дукель поморщился от досады.
— Черт побери! Тебя вызывали в полицию?
— Еще нет. Это было в утреннем выпуске последних известий. Как только услышал, уехал из дома.
Станислав поделился своими опасениями, как бы полиция не использовала его самовольный переход границы, а также рассказал о том, что не застал в гостинице начальника, у которого хотел получить совет, и теперь не знает толком, как оправдываться. Дукель его немного успокоил. Слишком мелкий повод для раздувания политического скандала. Если гестапо будет разгонять организацию польских харцеров в Германии, то вовсе не потому, что некий Альтенберг нарушил государственную границу. Но относительно сообщения катовицкого радио, если только оно до них дошло, придется объясниться.