Тинг-тинг! Тинг-тинг! Нтило-нтийло!
Лишь после этого Жаворонок приземлился в самом центре круга рядом с Орлом. Следившие до сих пор за ним как завороженные птицы вдруг встрепенулись, и меж ними разгорелся жаркий спор. Одни кричали, что надо при жать Жаворонка победителем, другие — что вождем уже объявили Орла, значит, так тому и быть. То в одном, то в другом конце поля яростные споры переходили в стычки, так что вскоре от общего единодушия и следа не осталось. Участники слета разделились на множество больших и маленьких групп, и в центре каждой был свой заводила. Но в большинстве своем эти группы состояли из всяческой мелюзги, солидные птицы пока что не вмешивались в споры. Тут главный судья стал подавать всем крупным птицам знак, чтобы они приблизились к нему,— перекричать общий гвалт ему все равно не удалось бы. Наконец крупным птицам общими усилиями удалось навести хоть какой-то порядок, группы спорщиков распались, и все заняли свои места. Однако надо сказать, что и среди крупных птиц не было единомыслия. Они раскололись на два лагеря. Одна половина, во главе с Голубым Журавлем, считала, что Орел не может быть признан вождем, ибо Жаворонок — и это признавал сам Орел — поднялся в небо выше него и пробыл в небе дольше. Но Голубой Журавль не спешил признавать Жаворонка победителем. Вторая половина держалась мнения, что коль скоро Орел уже был провозглашен вождем, то о Жаворонке и речи не может идти.
— Мы не вправе морочить головы своим досточтимым соплеменникам,— молвил Гриф, возглавлявший вторую группу.— Где это видано — сперва объявить Орла вождем, а едва он приземлился — лишить этого звания?!
Тут взяла слово Выпь, вокруг которой тоже сплотилась довольно большая группа птиц:
— Что же это получается — вчера приняли единодушное решение, а сегодня наплевательски к нему отнесемся? Да мы тем самым опозорим все птичье братство. Нет спору, мы и впрямь сперва думали, что Орел взлетел выше всех. Но мы ошиблись. Так давайте же честно признаем ошибку. Я уверена, что наши досточтимые соплеменники и не подумают, будто мы им морочим головы. Ведь сам Орел признает, что видел Жаворонка в небе выше себя и даже перебросился с ним парой слов.
Эта речь произвела на птиц сильное впечатление, и многие выжидательно уставились на Орла, надеясь, что тот хоть как-нибудь возразит. Но Орел не проронил ни слова. Тут выступил вперед Ворон.
— Собратья! — гаркнул он.— В толк не возьму, что происходит. Допустим, Жаворонок и впрямь превзошел Орла в высоте полета. Допустим, он пробыл в небе дольше всех прочих птиц. Но неужели из этого следует, что отныне великое птичье братство должно подчиняться этой ничтожной твари?!
И Ворон пренебрежительно махнул крылом в сторону Жаворонка, едва не сбив того с ног одним только дуновением своего крыла.
— Восстановите порядок, судья! Порядок! — возмутились многие птицы.— Подобное поведение недопустимо. Мы требуем уважения к себе.
Страус вынес Ворону порицание и велел занять свое место.
— Собратья,— молвил Аист, степенно выйдя в середину круга.— Мы спорим с самого утра. Смотрите, наши тени уже укоротились и скоро совсем исчезнут, ибо близится полдень. Так давайте же еще до того, как солнце минует зенит, придем к какому-то решению. До сих пор главный судья не имел возможности высказать свое мнение. Пусть он скажет свое веское слово, а мы послушаем.
— Верно говоришь, сын Аиста! — одобрило его большинство собравшихся.
Страус выглядел несколько смущенным. Он-то надеялся, что звание главного судьи даст ему возможность не высказывать свое мнение до конца, то бишь по обыкновению спрятать голову в песок. До чего же неуверенно он сейчас себя чувствовал! Мямлил что-то невнятное, долго откашливался и прочищал горло. Но деваться некуда — придется говорить.
— Собратья! Нынешний день для всех нас, членов единого птичьего братства, обернулся тяжким испытанием. Для большинства из нас очевидно, что Жаворонок поднялся в небо много выше Орла...
— Позвольте, позвольте, — перебила его Выпь.— Почему это — для большинства? Давайте спросим каждого поименно прежде чем делать какие-то выводы. Пока что в нашем птичьем племени нет ни одного, кто был бы достоин звания вождя. Вот это действительно для большинства очевидно.
— Угомонитесь, соплеменники! — молвил Страус примирительно.— Мы целое утро провели в пререканиях, и если не хотим оставаться здесь до ночи, то должны для начала получить ответ на самый главный вопрос: как именно удалось Жаворонку превзойти всех состязавшихся, в том числе и Орла? Лишь получив ответ на этот вопрос, мы сможем...
— Эй, Страус! Опять норовишь сунуть голову в песок?! — вскипятился Жаворонок.— Тебе ли не знать решение нашего собрания? Не ты ли еще вчера сам предлагал главнейшее условие состязания? Не ты ли получил от нас подтверждение нынче утром? Мы не уговаривались задавать вопросы победителю. Какая разница — как? И вообще, Страус, я присматриваюсь к тебе со вчерашнего дня. Тоже мне честненький — добровольно отказался от звания вождя! Ты, Страус, кривишь душой!
— Какое право ты имеешь оскорблять главного судью?! — раздался из задних рядов исполненный гнева клекот Ястреба. И в следующий миг Ястреб, распластав крылья, устремился к дерзкой птахе. Еще чуть-чуть — и он смял бы Жаворонка в лепешку. Но тот проворно увернулся и юркнул в какую-то щель. Ястреб же, не удержав полета, с размаху врезался в группу важных птиц, восседавших в первом ряду. Что тут началось! Об оскорблении, нанесенном Страусу, тотчас забыли, ибо почтенных участников слета теперь куда больше заботило их собственное оскорбленное достоинство.
— Срам! Позор! — негодовал Гриф.— Кто дал право Ястребу вершить самосуд?! Или наше собрание — сборище желторотых юнцов?
— Но куда все-таки подевался Жаворонок? — громко удивилась Выпь.— Где он?
— Забился вон в ту нору,— в один голос ответили несколько птиц поменьше и крыльями указали на небольшую норку неподалеку.
Выпь, Гриф, Журавль и Аист приблизились к норе.
— Жаворонок, выходи наружу,— молвил Гриф. Никакого ответа.
— Выходи, Жаворонок! — крикнули остальные.— Мы не дадим тебя в обиду.
Никакого ответа.
— Почему он молчит? Что с ним?
— Перепугался до смерти, смею вас заверить,— со смехом прокаркал Ворон.— Хорош вождь, ничего не скажешь!
— Цыц! — зычным голосом гаркнула Выпь и впилась немигающим взглядом в Ворона. Не только Ворон, но и все прочие птицы до того испугались, что сжались в комочек.
Первым от страха оправился Страус. Без слов, одним только взглядом приструнил он Выпь и прочих птиц — мол, я пока что здесь главный и нечего командовать за меня. Птицы, притихшие и пристыженные, вернулись на свои места. Затем Страус обратился ко всем с речью:
— Собратья! Сыновья и дочери птичьего племени! Прошу вас, выслушайте меня, своего покорного слугу. Мне думается, мы выбрали неудачное место для слета, вот почему с самого начала мы допускаем ошибку за ошибкой.
Давайте перелетим на другое поле и обсудим все спокойно. Надеюсь, к этому времени каждый из вас найдет в себе силы, чтобы остыть, собраться с мыслями и вспомнить о своем достоинстве.
Птицы поменьше одобрительно заверещали, а крупные с важностью кивнули головами.
— А Жаворонок? Как быть с ним? — пискнула какая-то малая птаха.
— Мы, разумеется, так дело не оставим,— ответил Страус.— У кого есть предложения?
— У меня есть предложение,— впервые за весь день подал голос Сорокопут.— Будет несправедливо оставить поступок Жаворонка безнаказанным только потому, что Ястреб проявил несдержанность. Поскольку Жаворонок отказывается добровольно покинуть свое убежище, то давайте оставим какую-нибудь птицу на страже перед норой, иначе он улизнет в наше отсутствие, ищи тогда ветра в поле. Ведь он так и не ответил на главный вопрос судьи: как ему удалось выиграть состязание у Орла. Пока он не ответит, мы не сможем решить, чего он заслуживает,— общего признания или кары. Вот почему нужно караулить Жаворонка.