Нэйса Соот'Хэссе
Костры Асгарда
Том 1. Сын вождя
ГЛАВА 1. Скальд
Драккары* завернули в узкое горло фьорда, и пронзительная, почти торжественная тишина окружила их. Остался за кормой шорох волн неспокойного Северного моря. Высоченные отвесные стены берегов и неподвижная поверхность воды окружили корабли, скользившие сквозь фантомную яркость северной ночи по дремлющей глади моря. Лишь крики чаек да время от времени возникавший вдали звон водопадов, срывавшихся с сумрачных утесов, прерывали величественное безмолвие.
От утеса к утесу скользили драккары по свинцовой глади волн посреди серых бастионов скал. Лишь изредка зеленые пологие берега мелькали между них.
Край ледников и водопадов, гранитных островков, впадавших в воды фьорда протоков и ручьев окружил драккары со всех сторон.
Отвесно вздымались берега, спускались по ущельям потоки ледников. Зеленые шапки ельников теснились на плоских вершинах гор.
Воины возвращались домой.
В землянке Вилмара пол устилала пожухлая трава — давно бы сменить, да Ливе все не до того. Кажется, и детей в доме давно нет — ушли искать счастья в дружинах эрлов, да так и пропали там, а все она чем-то занята. Ткет и ткет свои полотна, на которых ничего не разобрать — только полосы да мрак, будто землю всю застилает дождь — и смотрит на восток. Чего она ждет? Вилмар давно перестал гадать.
Кряхтя, он опустился на корточки у круглой печи и пошебуршил кочергой огонь.
Ночь выдалась холодной, а там станет еще холодней — близится зима.
Пора бы вернуться сыновьям, без них будет трудно собрать урожай — да никто не идет. Видно, много счастья подарили им чужие края.
Вилмар замер, услышав стук в дверь, и перестал шевелить кочергой.
— Неужто Торвальд? — промелькнуло в голове, и мгновенная радость накрыла его — но тут же ушла. Нет, Торвальд вернуться не мог. Если три года нет его, то откуда взяться сыну теперь?
— Старуха, дверь открой, — рявкнул он.
Лива, кряхтя и бранясь, стала откладывать шитье. Неторопливо поднялась на ноги, но к дверям идти не спешила, а только поинтересовалась:
— Опять Олафа ждешь? Медвежья твоя нога.
Вилмар сплюнул на пол и, отчаявшись совладать с женой, поплелся открывать сам.
— Кого там Мейли принесла… — пробормотал Вилмар. Дверь скрипнула, и хозяин замер, разинув рот и разглядывая заслонившую контуры ночного леса фигуру в меховом плаще и тканевой маске, закрывавшей пол-лица. Секунду старик стоял так, а затем подпрыгнул на месте и радостно проквохтал: — Лива, так тебя и разтак. Неси пиво. Неси рыбу. Это ж скальд. Эх, жаль Олаф уехал вчера.
— Не надо Олафа, — странник предупредительно поднял руку перед собой. — Я на одну ночь, и то не останусь до утра. Пусть хранит Фрея тебя и твою супругу, хозяин, если ты просто нацедишь мне пива и дашь сыру — я не ел от самого побережья, два дня.
— А то, — радостно согласился Вилмар. Он отлично знал, что ни один из сородичей не забрался со своей усадьбой так далеко на северо-запад, как он. А скальд, стало быть, только что с корабля, — только уж сказка с тебя. Куда плавал и что видел в тех берегах.
Странник улыбнулся под маской, но Вилмар все равно не увидел его лица. Поблагодарил Вилмара и стал располагаться у очага.
Лива, все еще ворча, но уже не пытаясь спорить с мужем, начала отпирать сундуки и копаться в них в поисках достойной еды для трапезы. Попотчевать забредшего на огонек путника лучшим, что есть, было одним из основных правил гостеприимства. И яства, и питье всегда посвящались кому-нибудь из богов — Одину, Тору или Фрейру.
В богатых домах потчевали путника птицей, салом и вином, а там, где достаток невелик — мясом и пивом.
Наконец, стол был накрыт, странник уталил первый голод и начал свой сказ…
— Когда месяц сбора яиц только вступал в свои права, мы выдвинулись в путь.
Покинув берега родных земель, мы поплыли туда, где заходит солнце, и не так уж много времени прошло, как перед нами показалась земля. Голая и скалистая, возвышалась она над морской гладью, и мы дали ей название Земли Утесов. А за ней, следуя на юг, мы нашли еще одну новую землю — равнинную и всю в дубовых лесах, и решили именовать ее Мариланд, Лесной страной, Краем дубовых рощ.
А еще к югу — третью страну, где наконец и сошли на берег.
Там мы построили себе хорошие хижины, но лето выдалось теплее, чем мы думали. Погода стояла настолько отличная от нашей, что по полям вились лозы со сладкими ягодами на них, и имя, что мы дали ей, было Страна лоз.
Там разные племена живут в лесах и степях и кочуют за животными. У них нет ни аллодов, ни права наследства. Они двигаются за своими коровами и овцами в поисках лугов и пастбищ.
Но, конечно, занимаются они не только своими животными. Они и прекрасные воины, все вокруг стремятся напасть на соседей и захватить их стада.
Боевые дружины они собирают из родни. Каждая насчитывает десять десятков воинов — и все одна кровь. Одной семьей перенесшие все превратности судьбы, они остаются неразлучны и сменив кочевую жизнь на оседлую.
А плечом к плечу рядом с ними обитают совсем другие племена.
Там жрецы деревьев — друиды — прячутся в лесах с остатками своих последователей и приносят жертвы богам, истолковывают их волю. Обучают знаниям молодежь и радуются огромному уважению. Их слово последнее на суде, они же определяют и вину, и способ ее искупления. А если кто-то — не важно, один человек или все племя — не захочет принять их решение, то они отлучат провинившегося от обрядов жертвоприношений. Таков самый суровый приговор. Кто подвергся ему, тот лишается защиты и богов, и законов людей. И вечно будет скитаться бесприютный. Все обходят его стороной, не хотят ни говорить, ни вместе сидеть за одним столом, чтобы не пал и на них гнев древесных жрецов. Чтобы ни случилось, суд не соберется для его дела, и ни одну работу не предложат ему.
Жрецы эти могут вести переговоры и видеть то, что будет потом. И у них есть тот, кто стоит над ними. И когда он умирает — тот, чьи заслуги признаются больше других, занимает это место. А раз в год друиды собираются на всеобщий совет в землях карпутов. И в эту землю со всех краев идут те, кто страждет защиты старых богов, кто остался верен древним обычаям предков.
Нашу дружину составили девять кораблей — шесть не вернулись назад.
Третий из них вели два брата — сын конунга Эрика, доблестный Рун, и Льеф, воспитанник конунга, сын ярла Хальрода от рабыни, его побратим.
Вилар горестно покачал головой и прицокнул языком.
— Вот настали времена, — вставил он, — дети рабов ведут доблестных викингов в бой…
Странник не ответил на его слова и продолжал:
— Льеф превосходный мореход, мастерство его превосходит даже ганзайцев. Нападения его всегда внезапны и всегда приносят успех.
Рун тоже хорош — бесстрашен, силен и смел, но в нем течет более сильная кровь.
Прирожденный воин, всегда ищущий чего-то нового, он не знал поражений. Куда бы он ни приходил, тех, кто жил на этих землях, ожидала гибель. Высаживаясь на чужие берега, дружинники его забирали себе все, что нравилось им, уводили жителей в рабство, и кровь лилась от их мечей потоками горных рек. Кидали детей вверх, и те падали на подставленные копья. А из одного пленного вождя он соорудил кровавого орла.
— Ух, — заметил Вилмар, — хотел бы я посмотреть на его дела. Далеко полетел тот галл?
— Рун сам своим мечом сделал надрезы на его спине, вывернул ребра наружу, как два крыла, и двое суток Конахт отходил к богам.
— Да… Дела… Одину такая жертва мила…
— Мы обустроили крепость на холме у берега и поселились там, пока Рун думал, против кого нам идти теперь. Но солнце еще не добралось до утра, когда галлы первыми ударили по нам.
Словно стая волков кинулись дружины на овец, попавших в засаду. Как хищники разрывают коров и коз, так и мы в клочья порвали блеющих галлов.
Наши драккары набрали добычи так, что просели на добрый альн** и взяли курс домой.