— Значит, иди к нему! — ещё больше рассердился Чандрагупта. — Я собираюсь всё сделать так, как попросил Биндусара.
— Он не просил, а приказал, и на него это не похоже. Биндусара прежде никогда не вёл себя так дерзко. Он к тебе всегда относился с почтением, никогда не выдвигал требований, только смиренно просил. Будто сам не знаешь!
— У него что-то стряслось, — голос Чандрагупты дрогнул. — Моему сыну срочно требуется помощь, и об этом нельзя сказать служанке или даже первому министру. Он верит только мне. И я помогу ему!
— Ошибаешься. Если бы Биндусаре действительно срочно требовалась помощь, он бы скорее попросил Картикею или кого-то из охранников, чтобы не беспокоить тебя в столь ответственный момент. Но он даже не объяснил, с чего ему взбрело в голову устроить капризную детскую выходку, недостойную кшатрия, в день своего рождения! Чандра, это точно ловушка! — Чанакья обогнал своего упрямого ученика и загородил ему дорогу, раскинув руки в стороны. — Ты не подумал, что, возможно, пока мы проверяли одну часть дворца, заговорщики проникли с другой стороны и захватили в плен твоего сына в его же опочивальне? А что если он сейчас откроет дверь, а из-за его спины выскочит бунтовщик и пронзит твоё сердце стрелой или дротиком? А ты окажешься совсем один, и некому будет тебя защитить!
— Биндусара не позволит меня убить, — без малейшего сомнения отозвался Чандрагупта. — Он будет защищать меня, а вместе мы непобедимы.
Чанакья поморщился.
— Мне бы твою уверенность. Не забывай, кто он. Коварство у него в крови. Вполне возможно, Биндусара давно в сговоре с предателями и ждёт удобного часа, чтобы ударить в спину. Он такой же, как его…
— Замолчи! — голос Чандрагупты прозвучал воистину страшно. — Заткни рот, брамин! Мой сын никогда не предаст меня. Только в твоей голове могут бродить мысли о предательстве и днём, и ночью! Ты — единственный лжец! Убирайся! Встретиться с сыном я могу и без того, чтобы кто-то стоял рядом и подслушивал нас. Вон! — видя, что Чанакья не двигается с места, Чандрагупта заорал во весь голос так, что стены коридора вздрогнули. — Вон отсюда!!!
— Вот, значит, как ты заговорил, император Чандрагупта? — горько усмехнулся Чанакья. — Что ж… Желаю удачи. Буду молиться, чтобы ты вернулся живым из покоев сына.
Развернувшись, Чанакья удалился, а Чандрагупта продолжил свой путь к комнате Биндусары.
Заскрипел засов, медленно отворилась тяжёлая дверь, и Чандрагупта увидел на пороге опочивальни Биндусару в одних дхоти, без украшений. Царь удивился, хотя любой другой отец на его месте просто рассвирепел бы.
— Ты ещё не одет! — воскликнул Чандрагупта, и голос его прозвучал с удивлённым упрёком, но не с гневом. — Почему ты не готов?! В сабхе невозможно протолкнуться от толпы царей, приехавших, чтобы поздравить тебя, а ты сидишь один… Ты заболел?
— Нет, я здоров, — спокойно ответил Биндусара.
— Давай помогу закончить праздничное облачение, чтобы ты мог явиться в сабху.
— Я не пойду.
— Пойдёшь! — черты лица Чандрагупты посуровели. — Ты обязан поприветствовать союзников, приглашённых на твой праздник. Если ты не появишься, это будет расценено как оскорбление. А оскорблять гостей — худшая адхарма из возможных.
— Лгать — тоже адхарма. Поддерживать чужую ложь — страшная неправедность. Хитростью и подлостью убивать беспомощных — вовсе непростительно.
В груди у Чандрагупты похолодело.
— Что значат твои слова, сын? — насторожился царь, делая шаг вперёд и, наконец, входя в покои Биндусары.
Принц прикрыл дверь и отошёл от отца.
— Мои слова значат лишь одно — я отказываюсь выходить в сабху. И причина тому — нежелание совершать адхарму.
— Какую ещё адхарму? — рассмеялся Чандрагупта. — Что может быть праведнее церемонии поздравления наследника богатейшей страны?
— Только вот не существует наследного принца, которого цари явились поздравлять. А, стало быть, вся церемония — ложь. Я отказываюсь лгать.
— Что с тобой? — Чандрагупта приблизился к сыну и положил ему ладонь поочерёдно на лоб, на шею и на запястье. — У тебя нет лихорадки, но сердце твоё бьётся неровно, словно ты не в себе. Говори, в чём причина твоего волнения?
— Кого приехали поздравлять и чествовать союзники? — напрямую спросил Биндусара.
— Тебя, разумеется!
— Хорошо. Как меня зовут? — задал новый вопрос царевич.
— Чанакья прав, — Чандрагупта отшатнулся и обеспокоенно покосился на сына. — Ты сегодня сам не свой.
— Самрадж, ответьте, как звучит моё полное имя?
— Биндусара Амитрагхата Маурья. Но почему ты называешь меня так официально, сын? — всё большее волнение охватывало душу Чандрагупты, заполняя её доверху дурными предчувствиями.
— Союзники съехались, чтобы поздравить с днём рождения Биндусару Маурью? — не ответив на вопрос Чандрагупты, снова спросил царевич.
— Да.
— Я не выйду.
— Отвечай, что происходит?! — вспыхнул Чандрагупта. — Почему ты не собираешься выходить?
— Потому что Биндусары Маурьи не существует. Его день рождения фальшивый. Существует лишь Биндусара Нанд, или Ананда, сын убитого вами императора Дханы и ушедшей с горя в ашрам махарани Тарини, у которой силой вырвали из рук ребёнка. Но Ананда родился не в этот день, а чуть раньше, и его день рождения прошёл месяц назад. Отпустите гостей. Биндусара Нанд не выйдет к ним.
Дыхание остановилось само, и от резкой боли в груди Чандрагупта сложился пополам, прижав ладонь к сердцу.
— Что такое, самрадж? — Биндусара холодно наблюдал за своим приёмным отцом, не делая ни малейшей попытки ему помочь. — Я сказал неправду? Или вы так глубоко погрязли во лжи, что сами поверили в неё? Ведь я на самом деле потомок вашего злейшего врага, которого вы медленно, со вкусом убивали, прежде чем добить окончательно. В день финальной битвы вы пронзили мечом пустую оболочку, не способную сопротивляться. К моменту «славной победы» душа самраджа Дхана Нанда была выпита вами и вашим гнусным ачарьей до капли, словно плотоядными пишачами. И теперь вы желаете, чтобы сын, чьего отца вы убили, почитал вас? Не будет этого. Самрадж Чандрагупта, вы для меня никто. Я больше никогда не попрошу ваших благословений и не склонюсь к вашим стопам!
От слов Биндусары Чандрагупта испытывал страдания, как от проникающих ударов мечом или от свежих ожогов. Только вот рвали в клочья невидимым клинком не его тело, но душу.
— Биндусара, выслушай…
— Нет, это вы выслушайте! — без тени почтения перебил его царевич. — Вы лгали мне с рождения. Вы лишили меня не только родных отца и матери, но и настоящего имени! Я столько лет любил вас, а должен был ненавидеть! Но теперь всё встало на места. Вы желаете, чтобы я вышел к гостям? Хорошо. Но, выйдя в сабху, я расскажу им правду. Пусть поздравляют Биндусару Нанда! И, воссев на престол, я стану называться Нандом. Я снова сделаю светлым очернённое вами имя моего отца и вычеркну из истории всю ложь о нём, сказанную вами. И вы… займёте в истории подобающее вам место как предатель, лжец и убийца! Только тогда справедливость будет восстановлена.
— Нет, — прохрипел Чандрагупта, вслепую ища рукой вокруг себя точку опоры и не находя ничего. Глаза его были полны непролитых слёз, — нет, Биндусара… Поверь, я сам не хотел всех этих подлостей и ударов в спину! Но что мне оставалось делать? Что я был бы за кшатрий, если бы не отомстил за своё разрушенное государство и убитых отца и мать? Кроме того, как и ачарье, мне тоже не нравилось, что Нандов устраивала разобщённость народов, они не желали объединения страны и мирились с властью чужеземцев в Таксиле. Я должен был изменить это, и Чанакья помог мне!
— Значит, великий план стоил стольких жизней? Крича о том, как сильно вы ненавидите убийцу отца, вы сами стали убийцей. Вы сделали сиротами царевича Амбхикумара и меня. Крича о том, как несправедливо с вами поступил Дхана Нанд, отняв вашу родную землю, вы то же самое сделали со мной и с Амбхикумаром. Вы отобрали у него Таксилу, а у меня Магадху. Его подло убили, а меня присвоили, как трофей.