– Никогда не пробуй связываться с жульем, – посоветовал Ноттэ. – Ты безнадежен в этом отношении. Честность – она вроде фонаря: тебя видно всем, а самому тебе никого и не различить в тенях. Не сопи. Самая большая книга по весу и размеру, эта вот – лоция. Она не нужна мне. Вскрою переплет, осмотрю. Если что найду, заберу. Прочее достанется тебе.
– Спасибо.
– Гранд обязательно допросит. Не лги, что не спускался сюда и не подглядывал. Хочешь спрятать большую тайну, выдавай малую, краснея и заикаясь. Мол – да, аж чесалось, как донимало любопытство. Денег не брал, зато выпросил книгу. Нэрриха, дескать, посмеивался надо мной и в оплату потребовал подать на ужин икру летучей рыбы.
– Откуда ж я её…
– Не знаю. Но ты достоверно возмутился, запомни настроение.
– Да.
– Тебе еще врать, что ни разу не видел девочку. Это труднее. Прочие в команде сделают каменные рожи, им не впервой. Ты не справишься, молчать не силен, на лице все читается без слов… Изволь при любом вопросе о ребенке, бочке, поиске и лишних днях отсутствия в порту замирать и усердно представлять себе капитана. Как ты увидел его – с клинком в теле. И как спросил у меня, жив ли он. Не слова вспоминай, ощущения. Жалей себя и его, не отвлекайся и вопросов не слушай, ясно?
– Вроде…
– Вместо ответа рассказывай, как я убил чернобородого. Подробно, по мелочам. Только это, не сбиваясь ни на что иное. Они о плясунье – ты о злодее. Они о бочке – ты о капитане. Вполне понятно, на твое упрямство станут злиться, пригрозят списанием на берег. Но даже в худшем случае не жалей ни о чем. Ты спасаешь жизнь хороших людей и стараешься не стать моим врагом. Это тоже важно, знаешь ли.
– Ой, ладно, злодей из вас никакой, – отмахнулся Бэто.
– Лучше не проверяй. Впрочем, ты и не станешь. Что еще желаешь выяснить себе во вред? Дерзай, я пока что, сам не ведаю отчего, готов отвечать на вопросы.
Нэрриха закончил разбирать вещи, выпорол из потаенных слоев за подкладками два листка бумаги, рассмотрел, отложил в сторону. Принялся укладывать вещи обратно в сундук, по мере сил сохраняя прежний порядок. Насмешливо глянул на Бэто, сосредоточенно притихшего, но вовсе не из страха.
Разве есть единый для всех ключ, замыкающий или размыкающий уста? Люди ничуть не схожи внутренне, даром что внешне устроены подобно. Ноттэ любил мысленно уподоблять людей – кораблям. Есть пиратские: им лишь бы урвать, черный флаг – символ их жизни и основа воззрений. Есть рыбаки, им важно набить брюхо жратвой, пусть даже подгнившей. Есть торгаши, всякое содержимое они измеряют золотом. Много в море кораблей, по слухам – и призраки водятся среди них… Но лучших, безупречных, единицы – как «Гарда» с её капитаном, подобравшим команду под свои представления о мире.
Все настоящее – штучно и неповторимо. Когда-то это огорчало: неужели хороших в его понимании людей мало? Потом Ноттэ повзрослел и начал радоваться своей удаче, позволяющей замечать издали этих настоящих и не сторониться встречи.
Только сойдясь борт к борту можно оценить корабль. А человека понять еще сложнее: может, он всю жизнь маскируется под пиратским флагом, стращая рыбаков. Или, прикинувшись жадным купцом, исследует мир, раздвигая его границы…
Размышляя и радуясь тишине, Ноттэ просмотрел записи дневников и пометки на полях книг. Он не вчитывался, привычно, впрок поставляя работу памяти и уму. Подумав так и сяк, отложил тонкую сшивку листков: сразу видно, это – не для Башни. Что бы ни думал покойный Борхэ о природе нэрриха, даже ошибочно, его мысли не стоит доверять людям. Не должен попасть к гранду и список из пяти женских имен, в котором четыре зачеркнуты, причем последнее из таких – «Зоэ, порт Касль».
Загадку дара плясуний пытаются решить, наверное, все нэрриха, эти пряди ветра, однажды вовлеченные в танец жизни. Единого ответа нет… Башня, например, полагает плясуний наживкой, позволяющей подсечь и выволочь в найм свеженького нэрриха. Башню можно, в общем-то, понять: как ей управлять неким Ноттэ? Как, если он давно никому не должен и ничего не изволит делать против воли? А заставить его – дело слишком опасное. Гранд Альдо попробовал, даже составил сложный яд, намереваясь вызвать привыкание и упрочить свою власть. И поплатился.
– В чем смысл жизни?
Ноттэ вздрогнул, возвращаясь из раздумий и недоуменно глядя на забытого Бэто.
– Что? Ну, ты не мелочишься!
– Я сперва хотел узнать, есть ли у моря западный берег или там обрыв, край мира, – сообщил помощник капитана, гордясь похвалой. – Потом подумал: можно сплавать и проверить. Потом еще думал, и еще. Всякое. Наконец, выбрал. Вы уважаете капитана. Вы даже считаете его лучшим из людей, наверное. Я тоже чувствую так. Значит, в его жизни все правильно. И какой должен быть смысл, чтобы так вот – уважали?