— А я вам говорю, что его здесь не хватает, — упорствовал Водопьянов. — Нужна вентиляция. И вы немедленно займитесь ее устройством.
Но как проветрить кабину и не выстудить ее?
Температура внутри была ниже нуля. Если пробить дыру, станет еще холоднее. Но Ройса стошнило, и эта тошнота — сухая, мучительная — была верным признаком отравления угарным газом, тем самым, от которого (как хорошо это помнил Руперт) в Арктике погибло больше людей, чем от холода.
— Наверно, вы правы, — произнес он заплетающимся языком.
— Что вы сказали? Встаньте! Ради бога, встаньте, Руперт!
— Вы, наверно, правы, — медленно повторил Ройс, пытаясь уяснить себе, откуда взялась эта новая опасность.
Наконец он сообразил: они не догадались загасить примус и фонарь, которые отравляли воздух. Это было бы все равно, что погасить последние проблески жизни в их грязной и темной норе. Руперт опять встал, подчиняясь властному голосу Водопьянова.
— Знаю! Знаю! — бросил он раздраженно.
И он действительно знал, что надо делать. Водопьянов советовал прорубить топором дыру в подветренной стене и потом чем-нибудь ее завесить, но Руперт понимал, что при этом создастся прямая тяга воздуха и ледяной сквозняк мгновенно выстудит кабину, — им владела неистовая, суеверная ненависть к холоду.
— Будет слишком холодно, — буркнул он в ответ. — Не годится.
Он взял топор и начал отрывать алюминиевый желоб, в котором были проложены провода и кабели. Желоб вел в дальний конец фюзеляжа, который в свое время Ройс забил снегом. Слабыми руками он дергал желоб, выбивался из сил, падал. Потом снова вставал и снова дергал и, оторвав метра два или три. лег отдохнуть. Голос Водопьянова вывел его из смутного забытья.
— Нельзя так, — произнес Руперт вслух. — Нельзя распускаться.
Им опять овладело дурашливое легкомыслие, его разбирал смех, он сел и начал рассказывать Водопьянову, как бы посмотрела на все это его жена.
— Она ни капли на меня не похожа. Джо не любит задумываться над мрачными сторонами бытия. Сложности не по ее части. Она смотрит на жизнь просто. В каком-то смысле это, может, и неплохо, но вся эта история показалась бы ей ужасной глупостью, уж можете мне поверить. — И он бессмысленно захихикал. — Хотя…
— Сейчас не до этого, — оборвал его Водопьянов. — Принимайтесь за дело. Встаньте и продолжайте то, что начали. Эх, если бы я мог двигаться! — беспомощно вздохнул он.
— Ну-ка! — подстегнул себя Руперт. — Давай шевелись…
Он возвратился к желобу. У него созрел чудесный план, совершенно ясный. Он разрежет желоб пополам и свяжет оба куска проволокой так, чтобы вышло колено. Потом пробьет дыру в подветренной стене, просунет в нее трубу, выйдет из фюзеляжа, взберется наверх, укрепит снаружи трубу, и получится прекрасная вентиляция без большой потери тепла…
Он принялся рубить желоб.
— Стойте! Стойте! — закричал Водопьянов.
— Ну, чего вам? — спросил он.
— Что вы делаете? Вы крушите свою постель, а там, глядишь, и ногу отрубите…
— Ничего, ничего, — пробормотал Руперт.
Только теперь он увидел, что желоб лежит на его спальном мешке, а мешок уже изрядно испорчен. Рука с топором повисла в воздухе.
Руперт оглянулся на Водопьянова, который, чуть не падая с кровати, пытался ухватиться за желоб.
— Чего вам надо? — рассердился Ройс.
— Вы не соображаете, что делаете, — ответил Водопьянов. — Бросьте топор, Руперт! Бросьте, ну!..
Руперт остановился, подошел к измученному, беспомощному Водопьянову, сел с ним рядом и начал объяснять, какую он хотел соорудить трубу. Ну, чего Водопьянов привязался к топору?
— Право же, нечего волноваться! — Руперт добродушно посмеялся над Алексеем.
Он, спотыкаясь, ходил по фюзеляжу и слышал словно издалека голос Водопьянова, что-то кричавшего ему о примусе. Несколько раз он упал, но превозмог слабость и приступил к выполнению второй части плана: начал рубить дыру в стене. Только бы не ошибиться и проделать дыру именно в подветренной стороне. Он ничего не видел. В кабине было слишком темно. Но он был уверен, что все идет правильно. Он рубил по стене то здесь, то там, падал, поднимался и снова принимался рубить. Надо кончать это дело. Скорей, скорей…
— Правильно я рублю? Да? — спросил он Водопьянова, который ничего не говорил ему и только беспомощно присутствовал при том. как Ройс калечит фюзеляж.
Размахнувшись изо всех сил, Ройс нанес сокрушительный удар и пробил стену; не удержавшись на ногах, он свалился, как куль, и теперь лежал молча, с открытыми глазами, радуясь своему успеху. Успех ли это? Он не был уверен. Повернувшись на бок, он услышал встревоженные крики русского.