— Мало, — возразил я. — Вы загнали его в угол.
Лилл стоял у холодного камина, стройный, подтянутый.
— Видно, вы недостаточно хорошо знаете Руперта, — произнес он. — Руперт человек на редкость решительный и целеустремленный. Если он что-нибудь вобьет себе в голову, его не остановишь.
— Знаю. Но в наши дни люди не любят, когда им навязывают свои взгляды.
— Так что же я, по-вашему, должен был делать? Смотреть сквозь пальцы, как он переходит на сторону врага? Может быть, я и делал ошибки, но я вынужден пользоваться теми средствами, которые у меня есть. На моей стороне не было умной идейной женщины. А наше общество теперь не может похвастаться высокими идеалами. Откровенно говоря, все преимущества были у противника, тогда как наши идеи и наша правда стали слишком традиционными, привычными, чтобы о них помнить в пылу битвы. Руперт о них и забыл, поэтому стал нам опасен.
Все это звучало убедительно, и я понял, что Лилл со своей точки зрения прав. Если Руперт поверил в идеалы противника, он будет стоять за них до конца — тогда у Лилла есть основания его опасаться.
Но так как решение Руперта затрагивало интересы Джо, адмирал ловко спекулировал ее именем, утверждая, что ищет компромисса ради нее, и только ради нее.
█
Шансы Руперта были равны нулю, и, когда я сказал ему, чего требует Лилл за молчание насчет пяти миллионов, он понял это и сам.
— Мне нужна только подпись матери, — сказал он, — но она сегодня утром нарочно улетела в Афины. Они вместе с Лиллом хорошо все продумали.
Ультиматум адмирала его не удивил. Я спросил, что он делал все эти дни и как себя чувствует, но Руперт замкнулся в себе. Он ужинал один за столом со стеклянным верхом, читая вечернюю газету и поглаживая Фиджа, который сидел у его ног. В доме было угнетающе тихо. Появилась Анджелина, и я попросил ее приготовить мне яичницу. Итальянка пришла заплаканная, что вовсе не соответствовало ее калабрийскому характеру, но, как видно, все в этом доме жили с ощущением трагедии.
— Что вы собираетесь делать? — спросил я Руперта.
— А что мне остается? — ответил он. — Я, очевидно, проиграл.
— Значит, вы не примете условий Лилла?
Если Руперт и колебался, я этого не заметил.
— Вряд ли, — проговорил он.
— А что будет с Джо?
Он промолчал. Анджелина принесла мне бутылку вина и бокал. Поймав мой взгляд, она с сердцем бросила:
— Мистер и миз Ройз — очень глупые люди. — И затопала к двери.
Руперт посмотрел ей вслед, но не проронил ни слова.
Я снова спросил у него, что будет с Джо: я не собирался проявлять традиционной английской сдержанности, считая, что и ему лучше от нее отказаться.
— Не будем об этом говорить, — уклонился он от ответа. — Тут уж ничего не поделаешь.
— Из-за Бонни? — спросил я.
— Откуда вы знаете про Бонни? — вырвалось у него.
— Я догадался об этом в Пекине, пока вы раздаривали те самые пять миллионов.
Он не обиделся и даже не пытался возражать или оправдываться.
— Вам бы следовало поехать и привезти Джо домой, — посоветовал я.
— А на каких условиях? — вяло проронил он. — И кто кого должен простить — я ее или она меня?
— Простите друг друга.
— Не возражаю, — сказал он. — Ну, а что потом? Причина нашего разрыва — не только супружеская измена. Нет, нам не помириться.
— А вы помиритесь.
Он покачал головой.
— Это немыслимо, Джек. У нас теперь слишком серьезные разногласия, чтобы мы могли просто начать все сначала. Да она и слушать меня не станет. Джо хочет, чтобы я жил, как богач, а я этого не могу.
Судя по всему, он примирился с крушением семьи, и, хотя я не думаю, чтобы он навсегда отказался от надежды ее вернуть, сейчас особой охоты уламывать Джо у него явно не было.
— Если вы будете слишком долго тянуть, Джо не простит вам никогда, — предупредил я, — она просто привыкнет к разлуке.
— Мне нечего ей сказать.
— Вы неправы. Вы виноваты больше, чем она.
— Я ее не виню, — упорствовал он. — Но от прежнего ничего не осталось, это я хорошо знаю.
Разубедить его было невозможно; я понял, что он не поедет к Джо и не станет ее уговаривать. Бонни крепко засел у него в голове, и ничто уже не могло залечить этой раны или вернуть его преклонения перед Джо. Прежний образ ее был разбит вдребезги, и он не знал, как склеить осколки.
Руперт не принял условий Лилла и полетел в Афины, чтобы уговорить мать, но прежде, чем он вернулся, Рандольф уже знал о пяти миллионах и дал ход сложной юридической процедуре, чтобы конфисковать акции Руперта. Фредди яростно возражал, у них с Рандольфом произошла жестокая стычка, но Фредди вряд ли мог рассчитывать на то. что остальным членам семьи придется по душе его попытка увеличить свою долю в семейном предприятии. Словом, Руперт явно проиграл.