Чем старше становился Александр, тем серьезней задумывался Филипп: кого пригласить к Александру учителем? Александра учат музыке, декламации. Он много читает. Ему еще только тринадцать лет, а он уже отлично стреляет из лука, бросает копье, скачет на лошади, как самый опытный конник. А бегает он так, что никто из товарищей не может его догнать…
Но все это поверхностно и примитивно по сравнению с тем, что может дать человеку настоящая эллинская культура. Сам Филипп был хорошо образован и хотел, чтобы сын его получил такое же образование и, если можно, еще лучшее.
Кого пригласить? Характер у его сына таков, что не каждый с ним справится, — пылкий, своенравный. Глядя на его горделивую осанку, слыша зачастую строптивые его речи, Филипп не раз бормотал себе в усы слова Софокла:
«…Кормило нужно тут и твердая узда».
Как-то Филиппу случилось встретиться с атарнейским царем Гермием, который был его союзником.
Между деловыми разговорами Филипп спросил, не знает ли Гермий достойного учителя, которого можно пригласить к Александру.
— Знаю! — живо ответил Гермий. — Таким достойным учителем может быть мой друг и родственник Аристотель.
Аристотель! Теперь и Филипп вспомнил о нем. Отец Аристотеля Никомах когда-то жил в Македонии при дворе царя Аминты, отца Филиппа.
— Аристотель? Так ведь мы росли вместе с ним! Да, этот человек будет хорошим учителем и воспитателем. Я уже наслышан о нем, о его мудрости, о его учености!
Аристотель в это время жил в городе Митилене, на Лесбосе. Сюда и прибыли к нему посланцы Филиппа с приглашением в Пеллу.
Аристотель тогда был очень занят — он наблюдал жизнь морских животных и писал о них книгу. Остров, омываемый прозрачно-синей водой Эгейского моря, очень подходил ему для его занятий.
Но Филиппу он отказать не мог. Потянуло в знакомые места, озаренные светлыми воспоминаниями о днях юности, когда мир казался загадочным и прекрасным. Как-то выглядит сейчас Филипп? Он был рослый, красивый и очень любил военную науку. И недаром — Филипп стал завоевателем. Как смеялся он, бывало, над Аристотелем, вечно размышлявшим о непонятных вещах — об устройстве Вселенной. Куда уходит солнце и откуда появляется? На чем держатся звезды?
С тех пор прошло немало лет. Аристотель многое понял, до многого додумался. Многое изучил.
А Филипп завоевал много городов, покорил много народов. Ну что ж, каждый делает свое дело.
Аристотель не раздумывая собрался в путь и отправился в Пеллу.
Александр с затаенным волнением ждал нового учителя. Когда во дворе по каменным плитам застучали копыта лошадей, Александр вышел из мегарона и встал под портиком. Ему хотелось увидеть Аристотеля прежде, чем тот увидит его.
Люди, сопровождавшие Аристотеля, помогли ученому сойти с коня — видно было, что этот нарядно одетый, небольшого роста человек не очень-то ловок в обращении с лошадьми.
Ему было лет сорок. Горбоносое лицо с очень маленьким ртом. На широком лбу с морщинами уже сквозят залысины, белокурая борода аккуратно подстрижена…
Аристотель отряхнул свой алый, с черной каймой плащ, поправил золотую цепь на груди, оглянулся и тут же увидел Александра. Александр покраснел и выступил вперед. Они секунду смотрели друг на друга. Александру показалось, что небольшие темно-голубые глаза Аристотеля глядят в самую глубину его души, его мыслей…
Не успели ученик и учитель и слова сказать, как во двор вышел Филипп. Он встретил Аристотеля самой любезной из всех своих улыбок, обнял его и поцеловал.
В этот день они долго сидели в мегароне с кубками вина, вспоминали дни своей далекой юности. Аристотель переоделся к обеду. Поредевшие пряди завитых волос он начесал на лоб, чтобы скрыть залысины. На руках у него сверкали перстни с крупными драгоценными камнями. Аристотель следил за своей внешностью и любил одеваться пышно.
— Как ты вспомнил обо мне? — спросил Аристотель. — Ученых в Элладе много. Например, великий философ Платон. Я сам хотел у него учиться, но когда я приехал в Афины, оказалось, что он отправился в Сицилию.
— А, Платон! — усмехнулся Филипп. — Философ, который утверждает, что человек — это животное двуногое и беспёрое… Я слышал, что Диоген принес ему ощипанного петуха и сказал: «Вот человек Платона!»
Оба рассмеялись.
— Но мне кажется, что он более созвучен твоему этос, Филипп.
— Моему этос, моему характеру. Почему же?
— Ты царь. И ты поймешь его. «Смешна огромная толпа, — говорит он, — которая думает, что она хорошо может судить о том, что гармонично и ритмично, а что нет».