— Она погибла? — Астид смотрел на князя во все глаза. — Была убита соперником?
— Хуже, — ответил Гилэстэл, не отрываясь от созерцания сада. — Она влюбилась. К несчастью — взаимно. Тот человек, королевский потомок, стал её избранником. Любовь… Великая созидающая сила. И разрушающая… Эльфийскиекнязья, недовольные её выбором, и не желающие терпеть над собой человека, хотя бы и королевских кровей, поставили Илфириенне условие — или трон, или любовь. Она выбрала второе….
Голос Гилэстэла дрогнул, и он замолчал. Астид не смел прервать молчание ни вопросом, ни движением, ибо стал смутно догадываться о том, что будет сказано дальше.
— Королева Илфириеннна отреклась от престола, передав трон своему троюродному брату Мэнелгилу. Она оставила столицу, и сочеталась браком с тем, кого полюбила больше, чем весь остальной мир. В Вердэлэйне, где они обосновались, у них родился сын. Полуэльф. Полукровка, принимаемый при дворе со скрытым сожалением о его несовершенстве, пренебрежением и замаскированной брезгливостью. Пока с ним была мать, со стороны взрослых это ощущалось не так отчетливо. Но дети, в отличие от родителей, намного более жестоки и всегда говорят то, что думают, и то, что слышат от родителей. И маленький княжич вдоволь натерпелся от сверстников насмешек и издевательств, утратив навсегда веру в дружбу. Все свои дни мальчик проводил с книгами, которые стали его единственными и верными товарищами.
А когда ему исполнилось четырнадцать лет, умер его отец. Погиб по собственной глупости. На зимней реке провалилась повозка каких-то переселенцев. В ней были дети. Он возвращался с охоты и рванулся их спасать. Его затянуло под лед вместе с остальными. И бывшая королева, Илфириенна Несгибаемая, не нашла в себе сил перенести эту потерю. Её не остановил ни сын, ни предстоящая долгая жизнь. Она приняла яд. Знаешь, Астид, каково это — пытаться привести в чувство бездыханную мать? Когда рыдаешь над ней, один, в холодной комнате с потухшим очагом. А слуги бестолково мечутся по дому и ревут, как напуганные ослы. И зимний ветер воет так, словно все волки Вердэлэйна собрались под окнами, и норовят ворваться в дом.
Гилэстэл зябко повел плечами. У Астида защемило сердце.
— Я помню, как взял в руки её бокал, — прошептал князь. — На дне оставался один глоток. Один глоток…. мне бы хватило. Она было такая холодная …. ледяная королева. У неё были голубые глаза и белоснежные, длиннейшие волосы. Бывало, она их распускала, и я в них заворачивался, уткнувшись ей в грудь, ища ласки и утешения. Но она меня предала. Оставила совсем одного. И я… я ударил её тогда, Астид. Мертвым не больно. А мне было так отвратительно мерзко, одиноко и страшно….
Гилэстэл снова замолчал. На этот раз надолго. Астид смотрел на князя, представшего перед ним в новом свете, и проникался к нему помимо прежней благодарности чувством сопричастности к его судьбе.
Наконец Гилэстэл обернулся, и, вздохнув, продолжил:
— После смерти матери Менэлгил забрал меня во дворец. Я прожил там до двадцати пяти лет, а потом вернулся в Вердэлэйн. Но я не чувствую себя уютно в своем доме. Я не стану рассказывать Эйдару, как в действительности умерла его дочь. Я делаю это не ради тебя, Астид. А ради себя.
Они отбыли из поместья Фаннайрэ на следующий день после похорон Элайны. Убитый горем Эйдар не нашел в себе сил выйти к уезжающим гостям. Провожали их Эйнар и Иллорис. Гилэстэл уезжал задумчивый и молчаливый, как и Астид.
Глава 4