Равнодушие — это хорошо.
Как с ним работать, он прекрасно знал.
— Да, Ваше Величество.
Они принципиально не добавляли «королевское».
Руни принципиально не просил.
Он, мальчишка, сын служанки, никогда не думал, что сможет даже сидеть за одним столом с высокородными господами — и теперь он сидел на троне, а эти господа ему кланялись.
И путь — волею а'вэди.
Всё под золотыми небесами — волею а'вэди.
— И всё-таки, я уверен, что появление нашего Искаженного друга связано с теми событиями, что творятся у южан… — протянул Девон задумчиво. — Не могла просто так тварь взяться столь далеко и от Запретных Земель, и от Топей. Произойди это в лесах возле Ваккеш Ати, никто бы и не удивился, но всё-таки рядом с Кали… Почти на самом Северном Торговом Пути!
— Узнай о произошедшем торговцы, поднялась бы паника, и экономике Умэ-Цаали был бы нанесен огромный ущерб, — пробормотал лорд Кали обеспокоенно, прекрасно умевший чуять, откуда может прийти беда. — Мы всё ещё слишком зависимы от хлеба и шерсти дишен.
— Непозволительно, — Девон недовольно сжал губы и нахмурился.
— Цэй'алори, вы думаете, что нас пытаются подставить и разрушить остатки взаимоотношений с дишен?
— Это очевидно. Выходка Риена, разгуливающий у самой границы Искаженный…
— Не удивлюсь, если за этим стоят элишен, — буркнул один из лордов западного побережья озера Ша, Руни даже не стал пытаться понять, который из.
— Не исключено, но… что-то в этом не так. С одной стороны всем аниа показывают, что шесс'ен не способны исполнить свой долг и защитить их от тварей, а значит можно наше главенстве и оспорить, — рассуждая, Девона никогда не скупился на мимику, там сильно отличаясь от своих братьев и отца. — Ведь это значит, что мы вроде как потеряли, а вернее, так и не вернули божественное благословение, и Владыка не более чем узурпатор, но…
— Но также у нас, на Севере, всё спокойно и мирно.
Следующие слова застряли в горле говорившего лорда.
— В глазах остальной империи…
— Виноватыми покажемся мы. Каким бы ни был исход.
— И тогда южане могут возжаждать нашей крови и попытаться окончательно сломить цишен.
— Этого не будет. Я — не позволю.
Тишина, полная благоговения, разлилась по залу — полные надежды взгляды скрестились на его племяннике. Девон исключительно редко говорил такие вещи, и каждый раз они били в самое сердце этих цишен, доставали самых глубин души и привязывали лордов к нему нерушимыми оковами.
Они — верили.
Верили, что их Шессо'Цаали их защитит.
Их безмерно подкупало то, с каким собственничеством принц относился к Северу, а императорскую породу они знали — Талэ не делились ни с кем своими игрушками.
Как же всё-таки Девон похож на своего отца…
— Случись война с Западом, они снова переломят нам хребет. Так уже было не раз — шесс'ен плохо уживаются с теми, кто от них отличается, зато очень хорошо умеют против кого-то дружить, — покачал головой Мару, поджав свои тонкие губы.
Он озвучил очевиднейшие вещи, но, несмотря на всю противоречивость действий Лорда-Защитника, в подобных вопросах к нему прислушивались.
Мару вообще был фигурой во многих отношениях интересной и спорной — как только ненавидевшие предательство больше всего на свете цишен простили ему принесение присяги Дому Талэ?
Какая ирония…
Считали захватчиком благородные лорды почему-то Руни, хотя поставил Север на колени как раз и принёс его к ногам Императора именно Мару. Это он был тем военачальником, благодаря которому были свергнуты отказавшиеся преклониться перед Владыкой гордые и независимые Тиори — последний из Великих Домов, не считая потомков Эйрена.
Мару Тиори.
Последний сын.
Последний наследник, отказавшийся от любых претензий на престол и добровольно принёсший клятвы Владыке.
Поначалу многие его за это ненавидели, считали, что он продал родину захватчику, что он предал цишен и должен быть убит во имя искупления своей вины, но только сами лорды, знавшие истинное положение дел, прекрасно понимали, что Тиори были обречены, а ошибки последнего их короля можно было искупить только кровью. Мару же стал той стеной, что защищала цишен от Империи.
От Талэ.
Принимая их гнев на себя, являясь гарантом, заложником, он не позволял своей родине, пламенно любимой, бесценной для него, пострадать по-настоящему.
Правда была сурова и неумолима — с тех пор, как последний Тиори сам стал давить ростки мятежа, показывая Владыке собственную лояльность, Север снова приобрел свои крохи былой свободы, позже позволившие им за последние десятилетия уверенно встать на ноги и не бояться увидеть на рассвете силуэты Всадников.