Совсем выдохшись и вспотев от страха за свою жизнь и, я думаю, за нашу тоже, оглядел окруживших нас бандитов.
...А можэ, после небольшой паузы, добавил он, - чоловик та його дружина найдуть тут яку нэбуть працю, та й зовсим залышатся тут.
Из толпы раздался чей-то грубый голос - «Брэше, сучий сын! Цэ вин москалей вэзэ до миста! Повисыть його та москалей!!»
В толпе дружно захохотали. И, тут случилось то, чего никто не ожидал. Все опешили, я так думаю, от неожиданности.
- Повисыть нас?! - закричала в толпу мама. Яки мы москали, га? Вы тильки гляньтэ на того недоумка! Вин зовсим з глузду зйихав! - и такая ярость была в глазах и голосе моей мамы, что вблизи стоящие, попятились от неё.
Я, как-то в одном старом-престаром, пожелтевшем от времени бабушкином журнал, видел картинку. Так там была нарисована чуть присевшая, с взъерошенной шерстью на загривке оскалившаяся волчица, защищавшая прижавшихся к ней от страха трёх волчат от своры собак. На мгновение мне показалось, что эта картинка была срисована с моей мамы!
- Замовчь, скаженна жинка! - раздался голос нашего «старшего», - нехай твий чоловик скаже, а то вин усэ мовчить, та мовчить, як той глухонемой.
Все обратили свои взоры на папу. Он стоял бледный, но в нём не чувствовалось страха. Сжатые кулаки да ходившие под кожей лица, желваки, говорили о большом нервном напряжении, но никак не о трусости.
- Да, мы едем в этот город, чтобы жить и работать! - заговорил он, не повышая голоса и смотря в глаза тому, в кожанке. Я, неплохой механик и надеюсь, что мы обоснуемся здесь надолго. Григорий мой бывший сослуживец и дальний родственник, как вы поняли. Он пригласил нас к себе, пообещав здесь работу. Надеюсь, Вы меня поймёте? Я должен кормить семью и одевать.
Он ещё что-то хотел сказать, но его перебил голос бандеровца Степана. Он давно, негодующе посматривал на своих товарищей.
- Громадяне! Мы з вами знайомы, шоб нэ сбрэхать, пивтора року, а може ще й бильш... так, чи ни? - спросил он. Так, чи, ни? Може я брэшу?
- То так, - соглашаясь, раздалось в ответ несколько голосов из толпы.
- Вы, хоть едный раз, чулы от мэнэ кривду? - снова спросил он и, не дожидаясь, что ответят его соратники, продолжил, - я знаю цю людыну ще з вийны. Вин мэнэ зовсим мабуть забув, а я помню! Я росказую це для того, шоб вы тэж зналы, яка вин добра людына. Ця людына спасла мэнэ вид смэрти у жорстокому бою. Колы б нэ вин - нэ було б мэнэ посэрэд вас! Сгинув бы я, як та собака!
Папа повернулся к говорившему эти слова бандиту, долго и пристально вглядывался в него, а потом неуверенно произнёс, - неужели это ты, Степан? Ты очень изменился! Я бы тебя никогда не узнал, не напомни ты мне прошлое. Как ты изменился... и папа сокрушённо покачал головой.
А Степан продолжал говорить, уже повернувшись к своему главарю, - пан командир, отпустить йих! Нехай воны йидуть до миста. Цэ добри людыны. Та й с Гришей вы знайомы... Вин зла никому нэ зробыв, - умолял он своего командира. - Будь ласка, пан командир, отпусти йих и повторил, - «нехай соби йидуть до миста».
Вокруг воцарилась тишина, можно было услышать дыхание рядом стоящих людей. Все молчали - ждали решения главаря.
А я плакал от страха. Мне было очень страшно. Я боялся этих угрюмых, обросших волосами людей, что так неприязненно, исподлобья смотрели на нас. Каждый взгляд, брошенный на меня, пугал меня до дрожи. Меня пугал лес, который окружал нас и эти, как норы, землянки.
День клонился всё больше и больше к вечеру, а солнце опускалось всё ниже и ниже и только его краешек, как-бы на мгновение, зацепившись за верхушки деревьев, чуть-чуть продолжал освещать поляну. А потом, вокруг стало всё серым. Из глубины леса потянуло холодом и сыростью.
* * *
Бандиты с нетерпением ждали решения главаря. Мы тоже ждали его решения: Мама с надеждой смотрела ему в лицо, а папа, взяв меня за руку, заглянул мне в глаза и тихо, чтобы никто другой не услышал, прошептал, - «Сынок, не трусь - прорвёмся! Главное - не бойся!»
Затянувшееся молчание прервало неожиданно раздавшееся из глубины леса, ржание лошади и из просеки показался всадник. Он подъехал к главарю банды и, соскочив на землю, стал о чём-то шептать ему на ухо. Остальные бандиты насторожились.
Я замер в ожидании чего-то нехорошего, даже слёзы сами перестали литься из глаз. Выслушав прибывшего всадника, главарь о чём-то поразмышлял, затем повернулся в нашу сторону и, махнув рукой в сторону просеки, жёстко приказал:
- Уезжайте! Немедленно!
И, круто развернувшись к своим бандитам, пошёл в сторону землянки с костром перед входом. Бандиты молчаливой толпой, последовали за ним. Только Степан, проходя возле нас, прошептал, - уходьтэ быстрише! Нэ поминайтэ лихом. Простить мэнэ командир!