Через двадцать лет
Наше повествование подходит к концу. Остается лишь подвести итоги, рассказать – кто погиб, кто выжил.
Рихард Барадлаи воспитывал сына Отто Палвица как собственного ребенка.
Маленький Карл был смышленым, восприимчивым мальчуганом. Правда, несколько своенравным и упрямым, но такие черты можно надлежащим воспитанием смягчить и направить в нужную сторону.
– Я и сам в его годы был таким же своевольным сорванцом, – не раз оправдывал его Рихард.
Со временем у Карла появились братья и сестры, но никто никогда не делал в семье Рихарда разницы между родными детьми и приемышем.
Мальчик часто болел; он долго не мог оправиться после бедствий первых трех своих младенческих лет, и Эдит приходилось ночи напролет просиживать у его кроватки. Карл очень полюбил своих приемных родителей.
Однако, когда ему исполнилось двенадцать лет, его поведение неожиданно и резко изменилось к худшему.
Он не желал больше учиться и постоянно досаждал своему наставнику, проявлял жестокость в отношении остальных ребятишек, не упускал случая что-нибудь сломать в доме, все делал наперекор старшим.
Рихард уверял, что это – обычное явление для отроческого возраста, что каждый малыш в определенном возрасте становится несносным постреленком. Это – такой же кризис, как в период прорезывания зубов. Не выбрасывать же младенца в окошко только потому, что он целый день капризничает, когда у него режутся зубки!
Но Карла и не пришлось выбрасывать в окно, он сбежал сам. Причем прихватил с собой на расходы кое-какие попавшиеся ему под руку серебряные вещицы.
Рихард отправился на розыски и обнаружил подростка в каком-то притоне. При нем уже не было ни серебра, ни взятого с собой платья. Теперь на мальчике мешком висела какая-то рваная и грязная одежонка. Карл уверял, что другую, более приличную, у него украли.
Рихард привез его домой, мягко и терпеливо поговорил с ним, не тронув даже пальцем, не отпугнув от себя ни одним бранным словом. Только запер в шкаф лохмотья, в которых его нашел. При каждой новой опасности повторения прежних поступков он вытаскивал на свет эти отрепья, показывал их Карлу и говорил:
– Вот все, что ты приобрел в результате своевольного поведения!
Примерно год мальчик вел себя хорошо, но под его внешним смирением смутно угадывалось какое-то коварство. Он явно прикидывался и только до поры до времени выжидал.
В один прекрасный день, когда Рихарду пришлось отправиться в дальний путь, Карл снова исчез. На этот раз он ничего с собой не унес, но в замочной скважине комода, где была спрятана его рваная одежда, торчал обломок ключа. Видимо, мальчик пытался отпереть комод, но ключ не подошел, сломался, и бородка застряла в замке.
Что ж, однако, собирался он делать с этими лохмотьями? Почему по-воровски пытался ими завладеть? Что могло в них скрываться?
Только после этого побега Рихард обратил внимание на спрятанные им отрепья. Обшарив их, он нашел зашитое в подкладке пальто письмецо:
«Твой опекун убил и ограбил твоего родного отца и теперь содержит тебя лишь потому, что его мучат угрызения совести. Твой отец имел крупный чин, был полковником. Его звали Отто Палвиц. Твоя мать – знатная дама из Вены. Тебе надлежало бы сейчас быть настоящим барином, а не лобызать руку убийцы твоего отца».
Рихард без труда догадался, кто написал это письмо. Лишь одно-единственное существо на свете способно было так дьявольски мстить ему через сына Отто Палвица. Именно это письмо нарушило безмятежный душевный покой Карла.