Но предложение Енё не произвело никакого впечатления на Рихарда. Продолжая возиться с зубочисткой, он спросил:
– Под проценты?
Енё снова надел очки и сморщил нос.
– Что за глупая шутка?
– Стало быть, ты даешь мне деньги для того, чтобы я помог тебе промотать их? Ради тебя готов и на это.
– Просто я полагаю, что ты истратишь их с большей пользой, чем я, – ответил Енё.
Он достал из кармана приготовленные деньги и поспешно передал их брату, тепло пожав ему при этом руку.
Рихард не счел нужным даже сказать спасибо» Пусть Енё благодарит его за то, что он соблаговолил принять деньги.
– У меня есть еще один сюрприз для тебя, – проговорил Енё с плохо разыгранным равнодушием. – Пригласительный билет на завтрашний бал к дамам Планкенхорст.
Подперев подбородок кулаками, Рихард с саркастической улыбкой уставился на брата.
– С каких это пор ты стал их послом?
Втянув голову в плечи, Енё смущенно ответил:
– Меня очень просили передать тебе лично приглашение от их имени.
Рихард расхохотался.
– Так вот, значит, каковы твои проценты, ростовщик несчастный.
– Что за проценты? Почему ростовщик? – вскричал Енё, вскочив от возмущения с места.
– Тебе хочется поухаживать за Альфонсиной, а для этого надо убрать с дороги ее мамашу: ведь она считает тебя еще слишком незначительным человеком, чтобы стать женихом ее дочери. Все понятно. Что касается мамаши, мадам Антуанетты, спору нет, она еще пользуется успехом. Ведь ей не больше тридцати шести, и если у нее не накладные волосы, ее еще можно признать красивой. Когда я служил в гвардии, мне часто приходилось танцевать с ней на костюмированных балах, и я без труда узнавал ее в «домино», да она и сама нередко меня окликала. Ты все это прекрасно знаешь и потому-то решил избрать меня своего рода троянским конем. Хорошо, любезный братец, я согласен. Не пугайся, я не отдам тебе обратно пятьсот форинтов. Хоть ты и великий ростовщик, но я беру на себя роль троянского коня. Садись ко мне на спину: пока ты будешь обхаживать дочку, я займусь мамашей.
– Помилуй! Прошу тебя! – воскликнул Енё с нескрываемым волнением. – У меня самые честные намерения. Уверяю тебя.
Рихард провел пальцем по носу и пожал плечами.
– Черт с тобой!.. Уступаю тебе обеих!
– Значит, ты придешь?
– Друг мой, ну как мне не прийти? Вестрис был первоклассным танцором, но и он – смею тебя заверить – не получал больше пятисот форинтов за вечер.
– Перестань смеяться надо мной, прошу! А то я в самом деле рассержусь и никогда больше сюда не приду. Я поделился с тобой деньгами как с братом. Уверен, что и ты поступил бы так же в сходных обстоятельствах. А прийти завтра на бал я прошу тебя, как доброго друга, вот и все.
– Ладно, старина! Не сердись. Я пойду с тобой всюду, куда захочешь. Но если мое присутствие на балу для тебя так важно, то и я, в свою очередь, прибавлю одно условие к нашему договору. Слушай же.
– Слушаю.
– Если ты хочешь, чтобы я завтра пошел с тобой на бал, то должен оказать мне услугу и уговорить своего уважаемого шефа отпустить восвояси одного бедного священника, которого вызвали в Вену «ad audiendum verbum». Тебе известно, о ком идет речь: о нашем священнике из Немешдомба, которого преследуют за молитву, прочитанную им над могилой нашего отца.
– Откуда ты это знаешь? – удивленно спросил Енё.
– Да вот так, узнал. Он добрый, честный человек. Пусть его отпустят с богом домой.
Лицо Енё сразу стало официальным.
– Но, насколько мне известно, господин канцлер очень резко настроен против него.
– Что мне до господина канцлера! Не стращай ты меня великими мира сего. Я, слава богу, немало повидал на своем веку великих людей разного рода – mascilini et feminini generis[23] – при этом всех видов и рангов! Мне отлично известно, что они так же едят и пьют, зевают и храпят, как и все прочие люди. Меня ты ими не запугаешь. Твой начальник нахмурит лоб, рявкнет во все горло на невинную жертву, а когда старик выйдет из его кабинета, посмеется над тем, как напугал несчастного. Вот и все. А между тем этот священник – честный малый. Правда немного болтливый. Но на то он и пол, слуга господен. Отпустите вы его с миром домой, пусть продолжает пасти свою паству!
– Хорошо, замолвлю за него словечко перед его превосходительством.
– Вот за это спасибо. Ну, а теперь садись и выпьем по рюмочке за наш священный союз. Господин Пал!
Старый служака вырос словно из-под земли.
– Вот тебе десять форинтов. Принеси две бутылки шампанского. Одну нам, другую – себе.
Направляясь к дверям, Пал качал головой и бормотал про себя: «И я был таким же… в молодости».