– Оттуда, где он побывал, люди обычно возвращаются поумневшими.
– Все это так, но он, видно, доволен судьбой своей дочери!
– Деньги делают свое дело. Пойдем, нас ждут шафера.
– Кто сват с твоей стороны, дружище?
– Его сиятельство граф Пал Галфалви.
– Ого, я его очень хорошо знаю. Отменный сочинитель. Поздравляю от души. Вон он, гляди!
Ридегвари и Зебулон двинулись через весь заполненный гостями зал к человеку в парадном мундире.
Гости по-разному вели себя при виде Ридегвари: одни глубоким поклоном приветствовали его, другие, – отворачивались в сторону, либо смотрели поверх его головы, когда он проходил мимо. Ридегвари недоумевал, зачем его недоброжелателям понадобилось приезжать сегодня сюда. Зато Зебулона повсюду встречали улыбающиеся Физиономии. Он мог воочию убедиться, как его жалуют!
– Я нигде не вижу свою дочь, Карику. Ей давно уже пора было переодеться! – забеспокоился Зебулон.
– Разве ты не замечаешь, что в зале вообще нет дам. Они все – на половине хозяйки, и будут сопровождать ее во время торжества.
– Стало быть, ожидается целая церемония?
– Как принято. Сват жениха обратится к свату невесты, сват невесты ответит ему. После утвердительного ответа распахнутся створчатые двери главного зала, и невеста в сопровождении дам выйдет к гостям, Затем начнется пиршество.
– Да, это, конечно, будет весьма торжественно.
Наконец почтенные господа приблизились к графу Галфалви, свату со стороны жениха, обменялись рукопожатиями; все трое стали отпускать колкости по адресу комитатских куруцов, прибывшие сюда сегодня в таком количестве, словно специально для того, чтобы сыграть роль жертвенных животных на триумфе своего главного противника. Предвкушая близкую победу, господа комитатские заправилы не слишком обращали внимание на главу оппозиции Торманди, который о чем-то горячо и с увлечением беседовал с его преподобием, достопочтенным Берталаном Ланги; их куда больше занимало то, почему не видно Эдена.
А между тем молодой хозяин дома в противоположном конце зала вел весьма конфиденциальную беседу с такими же, как и он, молодыми людьми. Но он, несомненно, подойдет сюда, к своему будущему отчиму, как только увидит его. Знает же он в конце концов, кому из них надлежит первым приветствовать другого.
Но знатных господ ожидал сюрприз: внезапно раздался хорошо всем знакомый звучный голос Торманди, который просил у «почтенного собрания» тишины.
– Что бы это могло означать?
– Господа, – прогремел густой бас комитатского оратора. – Всем нам хорошо известно, на какой радостный праздник мы собрались сюда. Этот дом вскоре засияет новым светом по милости избранного самим провидением нового главы семьи, – да ниспошлют ему небеса долгую жизнь на благо нашей отчизны!
– А ведь он льстит! Покаялся, видно! – шепнул граф Галфалви на ухо администратору.
Господин Ридегвари нашел поведение Торманди вполне естественным.
– На него, видно, подействовал наш последний откровенный разговор! – ответил также шепотом администратор.
А оратор продолжал!
– Жених, которого провидение во цвете лет ставит во главе семьи…
«Это уж он хватил через край!» – подумал про себя господин Ридегвари.
– …поручил мне быть его сватом…
– Что такое? – воскликнули в один голос трое наших господ и недоуменно переглянулись.
– … и обратиться к почтенному свату невесты с вопросом: желает ли он скрепить предлагаемый союз и отдать руку невесты жениху?
Теперь и впрямь было чему изумляться.
Если Торманди выступает как сват жениха, то какая же роль остается на долю графа Галфалви?
И кто ответит свату жениха? Где сват невесты? Им должен был быть его преосвященство господин епископ, но он ведь еще не прибыл. Что за конфуз!
Но еще больше запуталось дело, когда в ответ на вопрос Торманди вперед выступил отец Берталан Ланги и торжественно провозгласил:
– То, что соединило небо, разъединит лишь могила. Да соединятся любящие сердца!
– Гляди-ка! Поп явно спятил! – вырвалось у оторопевшего Зебулона.
По в это мгновение последовала разгадка: двустворчатая дверь зала распахнулась, и показалась процессия дам. Впереди шла графиня Барадлаи, ведя за руку невесту. Торжественному собранию гостей предстала Аранка Ланги.
Волшебную картину являли собой эти две прекрасные женщины: мать жениха и невеста.
На графине было черное платье, вышитое сверкающим бисером, с длинным кружевным шлейфом; на ее голове переливалась огнями гранатовая диадема. На лице ее появилось нечто новое, светлое, чего никто еще никогда не видал, – улыбка.
И только теперь все постигли, как дивно хороша эта женщина с сияющим, точно солнце, лучистым взглядом; то была настоящая королева!