— Почему же инструмент?
— Вы хороший инженер, господин Адамов, и, конечно, понимаете, что техническая свобода — это прежде всего инструмент. Он сильнее золота. Если у вас нет своего хорошего инструмента, вы не свободны. У вас, если хотите, будет много чугуна, много нефти — пожалуйста, но мы вам не позволим иметь свой хороший инструмент, свою хорошую инструментальную сталь. Мы вам все покажем, не покажем только, как надо делать инструмент. Эта технология останется у нас в руках. Бог с вами, ищите нефть, но нашим инструментом. Так и быть, на сто метров ищите вашим инструментом, но на триста метров — покупайте наш. Стройте паровозы, но хорошее сверло, хороший резец, фрез, даже метчик — покупайте у нас, я уж не говорю о микрометрическом винте.
— Но ведь это цепь на шее!
— О нет, господин Адамов, только цепочка, легкая цепочка. Она вам позволяет отходить довольно далеко, но, пожалуйста, не к инструменту. У вас все есть. Но вы не свободны. Вы самые богатые невольники в мире.
Все это говорил ему швед за столиком загородного ресторана, попивая вино и подтягивая надоедливой музыке. Сейчас они уплатят по счету. Адамов поедет домой, а швед останется выбирать хористку на ночь.
— А где теперь швед? — сердито спрашивали члены коллегии, которые на долгом опыте знали, что такое хороший инструмент в руках.
— Поставлял буровые станки, а потом уехал в Швецию на завод.
— А-а… Значит, не здесь он.
И в этом «а-а» Адамов слышал угрюмое сожаление о том, что нельзя шведа наказать за дерзость.
Зимой к Адамову часто приходил мордач Никаноров, забирал старые и новые пиджаки, забрал охотничьи сапоги и золотую цепочку в обмен на хлеб — твердый, зачерствевший от холода хлеб, привезенный то из Вятки, то из Борисоглебска.
К весне Адамов остался при одном лишь пиджаке.
И в это время ударила болезнь. Навалился незалеченный когда-то ревматизм. Онемели ноги, почти онемели руки. Семьи у Адамова не было. Он жил один в старой казенной квартире, никто о нем не заботился.
Дунин узнал об этом, ругнул себя за то, что узнал не сразу, и посоветовался с женой.
— Ну что ж… — только и сказала Прасковья Тимофеевна. — Человек-то он стоящий?
— Уж поверь мне.
— Придется поверить, Филя. Ты тоже хороший покуда?
— Это что значит «покуда»?
— Да ведь в больших начальниках ходишь, Филя.
И оба засмеялись.
И вот нежданно-негаданно с ведром, шваброй и тряпкой в квартире Адамова появилась жена Дунина, который теперь был уже не председателем рабочей коллегии, а директором Устьевского завода.
— Да, что вы, ей-богу… — Растерявшийся Адамов не находил других слов.
А невысокая, быстрая в движениях женщина, прежде полная, а теперь исхудавшая, как и все в поселке, посмеивалась, орудуя тряпками и шваброй.
— Какой же вы стеснительный, Анатолий Борисович. Да разве так надо с нашей сестрой? Вот выздоровеете — жену вам найду подходящую. Что́ за сватовство отвалите?
Адамов потом сказал Дунину:
— Да неудобно же, право.
Дунин уверял его:
— Честное слово, сама додумалась. Я ничего не говорил. Бабы ведь народ отзывчивый. Вот, кстати, прислала вам.
Он ставил на стол корзиночку с подмороженной клюквой.
— Пошла утром в лес, ведро набрала. Пользительная вещь.
— Ну вот и это.
— А клюкву сейчас легко собирать. Просто метелкой — по первому снегу — и в ведро.
Каждое утро Адамова подвозили к заводу. Его везла, как и доктора Сухина, Белоголовка — трофейная лошадь, отбитая у Краснова.
Инженер не мог сам подняться наверх. Чебаков — мартеновская закрылась, он стоял теперь в сторожах — снимал с пролетки Адамова. Адамову становилось неловко. Чебаков это чувствовал и каждый раз повторял:
— Ничего, ничего, Анатолий Борисович, мне не трудно. Для хорошего человека стоит постараться. Солнышко пригреет — опять встанете на ноги. А вы чего тут?
Последнее относилось к зевакам, которые собирались смотреть, как несут главного инженера наверх.
Чебаков брал Адамова в охапку и поднимался с ним по лестнице. Инженер пытался обнять Чебакова за плечи, чтобы старику было легче, но безжизненно повисали больные руки. Наверху Адамов, опираясь на две палки, кое-как добирался до кабинета.
Сначала главный инженер ходил с докладом к директору. Но Дунин, заметив, какого труда это стоит ему, организовал дело иначе. Адамов нажимал кнопку, в комнате у Дунина зажигалась лампочка. Это означало, что главный инженер желает сделать доклад, и дирекция собиралась в кабинете у Адамова.
В цехах Адамов бывать больше не мог. Он их видел только из служебного окна. Но его память сохраняла весь завод. Однажды с ним попытались схитрить. Потребовали листового железа на ремонт навеса возле одной из мастерских.