— Ох, и стара же она у тебя! — Лошадь была усыпана теми пятнышками, которые зовут «гречкой».
— Довезет лучше твоей машины. Н-но!
На дороге было пусто. Чебаков и возница в молчании шагали рядом с телегой. Но они были не одни. За возом поодаль медленной рысцой поспевали крысы, большие, исхудалые. Они тащились, припадая животом к земле, и умно и выжидательно поглядывали на людей. Чебакову стало не по себе, а возница не удивлялся.
— Они из хлебных амбаров. Там, брат, теперь ни зерна. Отощали. Прошлый год, бывало, нападали разбоем, нахальные были. Нынче смирные. Слабые стали. Чуют, что еду везем. Из амбаров в поле ушли. Может, и хотят разбоем, да знают, что силы-то уж нет. Эй вы, четвертая категория![18] — Возница стегнул кнутом по крысам.
Они это приняли равнодушно. Протащившись еще сотню саженей, крысы незаметно отстали.
«Тебя бы, мошенника, в четвертую категорию», — подумал Чебаков.
Он глубоким вечером вернулся на завод и поехал прямо в цех, где чинили броневой поезд. По вечерам этот цех сливался с другими темными цехами. Но сегодня он был виден издали и слышен издали. В туннеле под вагонами броневого поезда возились сварщики, и там вспыхивало голубое пламя. Вагоны уже наполовину обновились. Были заделаны следы снарядов и пуль. Паровоз покрыли новой броней. Старые плиты резали газом на листы потоньше.
— Что привез? — поспешили к Чебакову.
— Кашей кормить буду да студнем.
— Почему студнем?
— Мяса нет. Я лошадиные головы взял. Дали дюжину голов, да две отдал за транспорт, и соли дал, и леденцов. Ничего, сварю студень.
Еще два дня чинили поезд. Спать устраивались тут же в цехе. Расстилали рогожки, рваный брезент, а кто и так валился на землю. Спали час, не больше. Но это не был сон. Цех был накален, человек проваливался в темную, душную пропасть, потом вставал и не сразу понимал, где он, и, пошатываясь, смотрел по сторонам непроснувшимися глазами, шел к ведру с водой. Исхудавшие люди еще больше осунулись и не прикасались к еде.
— Ну, чего вы? — обижался Чебаков. — Лошадиным студнем брезгуете, так кашу ешьте.
Но никто не мог подумать о еде.
Приехал командир бронепоезда. Ему сказали:
— Телефоны вам поставить не можем. Нет у нас таких.
Командир только махнул рукой. А красноармейцы из команды говорили, что они уже давно обходятся в поезде без телефона. Командир, хотя бы и под обстрелом, выходит наружу и знаками показывает машинисту, насколько взять после залпа вперед или назад, и знаками же подает номерному дистанцию. Командир был озабочен только одним:
— Площадки на пульманах у меня пустые. Ни ломов, ни костылей. Если авария, дальше не пойдешь.
— Ломы, костыли дадим. Это у нас есть.
— Выручите меня. — Командир не требовал, а говорил просяще. — Шпалы нужны, рельсы, крестовину не мешало бы. Ведь бронепоезд сам чинит путь. А не починишь — пропадешь в ловушке.
— Шпалы? Рельсы? Это где же взять?
Обратились к Адамову. Он вздохнул:
— Придется раздеть один наш двор.
И все поняли, что из инженеров только Адамов решился бы отдать такое распоряжение.
Красноармейцы взяли ломы и отправились на задние пути завода, куда уже давно не ходили паровозы. Там они сняли рельсы, шпалы, крестовину.
Наутро после того, как пришел с возом Чебаков, вернулись из города подростки. Они неохотно говорили о своей поездке. Ездили они туда с путевкой комсомольского комитета. Путевку написали на пятерых, но к ним пристали еще десять. В комнатах комсомольского комитета Петрограда они увидели огромную надпись: «Иду в бой». Комитет целиком ушел на фронт. Осталась тройка. Тройка приняла пятерых в отряд. Остальным было сказано, что они слишком малы, даже для комсомола. Но это уж куда ни шло, а на фронт все-таки их не возьмут. Тогда десять человек пошли в штаб обороны. Там посмеялись, но отделаться от подростков было не легко.
— Да вы винтовку не подымете!
— Я картошку таскал.
— Из печки таскал?
— Нет, мешками!
— Но-но! Не показывай силу, поставь машинку на место. Разобьешь!
— Ладно, — решил какой-то товарищ, которого подростки считали главным. — Доктор вас осмотрит. Если годитесь, возьмем в отряд.
В любой войне, как бы жестоко она ни протекала, бывают свои неожиданные улыбки. Они могут позабавить даже угрюмого человека. Эта улыбка тотчас забудется и вспомнится не скоро. А когда вспомнится, то снова рассмешит угрюмого человека, хотя бы он стал намного старше.
Так случилось и сейчас в штабе обороны Петрограда.