Адамов не хотел больше, чтобы его носили на руках наверх, но об этом не говорил. Три года назад возле завода было пустынно. Теперь и заказчики приезжают, и новые инженеры работают, и Чебаков, который нес его наверх, вернулся к мартену. Становилось совестно представить себе «вознесение в кабинет» — так невесело шутил Адамов о своем каждодневном переходе на второй этаж.
Адамов также различал перемены, происходившие в стране. Он понимал, что перемены углубляются, что за трубной пойдут вверх обе мартеновские, а потом своей стальной болванки не хватит. Придется ставить новые печи. Все это ему говорили колонки аккуратных цифр, выведенные тоненьким карандашиком.
Было ли достаточно одних этих цифр для того, чтобы считать себя вполне удовлетворенным?
Хотелось большего. Он каждый день читал газеты и понимал… нет, чувствовал, что его цифры составляют часть величин, общих для всей страны, что один и тот же закон ведет за собой и эти величины, и его устьевские расчеты. Для полного понимания не хватало того, что было у Дунина. Какой же все-таки страна станет через год, через десять лет? И как примирить с этими переменами пьяные скандалы, которые по ночам разражаются возле дома Адамова? Он просыпался, зажигал ночник, перелистывал заграничный технический журнал и не знал, как все это примирить. В Петрограде, говорят, открыты дорогие рестораны с музыкой, за столами сидят проститутки, у дверей просят милостыню. Рассказал ему об этом старый знакомый, инженер из города, навестивший его в поселке. Знакомый нехорошо посмеялся:
— Все как было, и даже хуже. Только прибавились разговоры насчет группы «А».
Кроткий Адамов вспылил:
— Не разговоры! Большое дело, настоящее. Без этого опять зовите варягов. Телефон отдайте шведам, трамвай — бельгийцам, турбины — англичанам, уголь — французам, Урал — англичанам. Что говорить! Метчики да резцы покупайте у шведов.
— А на Путилова с Манташевым согласны?
Адамов помедлил:
— Из-за Путилова-то и пришли французы. Он не мог с ними справиться. Да и хотел ли бороться?
— И вы в нового боженьку поверили? В боженьку «А»? Смотрите, не разуверьтесь.
Но чем дальше, тем больше верил Адамов, что без ошибки свели в группу «А» те силы, которые дадут жизнь всему остальному. И если бы ему сказали, что ради этой группы «А» он снова должен сесть на голодный паек и отдавать Никанорову пиджаки за хлеб, он не стал бы колебаться. Но все же, как примирить это с ресторанами, с шинкарями, с хулиганством?
В его мыслях не было ясности. Инженер смутил его словами о Путилове и о Манташеве. Правда, он ему ответил, но умно ли? Если взять Путилова и Манташева без французов, и был бы начисто выкуплен и трамвай, и телефон, и Урал, и оказались бы свои турбины и свой отличный инструмент, — но, как сейчас, шумно и нахально маклачила бы Сухаревка в Москве и Сенная в Петрограде, и дрались бы возле пивных, и без работы ходил бы миллион людей, — не заменило ли бы Адамову то, чем он живет теперь?
Он отвечал себе: «Нет, не заменило бы».
Он говорил себе, что Путилов и Манташев не глядели так далеко, как люди, которые выдвинули точный и строгий закон группы «А». И Путилов, и Манташев отдавали капиталы только тому, что несло немедленный барыш. Манташев не тратился на свои промыслы, словно чувствовал, что недолго ему хозяйствовать на этой земле. Об этом ему рассказывали инженеры, приезжавшие из Баку. Манташев отдаст полстраны кому угодно, лишь бы вернуть свое.
Адамов был спокоен: нет, не заменило бы…
И все же ответ оставался неполным. Не хватало чего-то важного. Он это знал — не умом, а сердцем. Но большего не мог придумать.
Прокатчик Осипов, старый знакомый, беспартийный человек, не раз приходил к нему в большую чертежную. Он склонялся над Адамовым, как над ребенком. Приходил Осипов с такой просьбой, которая удивляла Адамова: нужно заменить начальника цеха другим.
— Но чем он плох для вас? Такой деликатный и мягкий человек.
— То-то и оно, Анатолий Борисович. Слишком деликатный. Требовать не может.
Адамов разводил руками:
— Почему же с вас надо требовать?
— Для проката оно лучше. Нажимать надо. Стан вполсилы работает.
Осипов уходил, видя, что Адамов не понял его. Адамов не может понять, чем не угодил прокатной Федор Васильевич, — любезнее инженера во всем заводе не сыщешь.
— Бог их знает, что им надо, — недоуменно обращался к Адамову начальник прокатки, — отношения у меня с цехом разладились. Думаю сам просить о переводе. Работа идет, нами довольны, а они о чем-то еще беспокоятся.