Однажды рано утром на берегу канала раздалась громкая брань. Был на заводе человек, который следил за яликом. Он высмотрел потаенное место, куда он причаливал, и на этом месте обнаружил бывшего махального Никанорова.
— Здорово, спекулянт! — приветствовал его Чебаков.
Никаноров оторопел на мгновенье и стал громко ругаться:
— Как ты можешь меня обзывать? За эти слова в народный суд по всем статьям! Я теперь на заводе состою.
— Бидон зачем тащишь? Врешь, что на заводе. Кому ты нужен? Что в бидоне?
— Не тебе отвечать буду.
— Ответишь, маклак чертов!
— Я — маклак чертов? — Никаноров ругался, чтобы выиграть время. — Погоди ж ты!
Он двинулся в сторону железной дороги. Чебаков поспешил за ним. Никаноров старался идти за вагонами, чтобы его не увидели. Когда они вышли на свободное место, в руках у Никанорова ничего не было.
— Куда дел? — закричал Чебаков, — Фокусы показываешь?
— Ничего и не было, — издевался Никаноров. — Поищи, может, найдешь.
— Душу из тебя вытрясу.
— Ты из меня душу? Ну-ка, сунься! Бороду оторву, коровам брошу.
Никаноров прибавлял шагу и ушел бы от старика, но подоспела охрана.
В потаенном месте, которое заметил Чебаков, нашли спрятанные в мусоре четыре бидона с нефтью и маслом. Пятый бидон нашли под вагоном.
На допросе Никаноров, почуяв, что дело обернулось всерьез, рассказал начистоту. Бродя по дворам завода, он открыл, что нефть и масло берегут плохо. Лет пять подряд вода в канале стояла чистой — нефти на заводе не было ни капли. А потом она снова постепенно стала мутнеть.
С год тому назад налили полные баки, и опять нефть попадает в канал. Так было при генералах, когда Никаноров стоял у ворот, так и теперь. И Никаноров подбирал нефть и масло ковшиком с поверхности.
— Все норовишь на дуринку прожить? — донимал врага Чебаков. — Генеральскую шихту забыть не можешь? Сапоги да бушлат в шихте?
— Кому от этого убыток, что я на ялике ездил? — хмуро откликнулся Никаноров. — Сами не берегли добро, чего ж не попользоваться.
— Ялик где взял?
— Да там он у вас забытый стоит. — И зло добавил: — Не доломали в голод.
— Засыпался, брат, новый хозяин на дуринку долго жить не даст.
Тяжелыми глазами посмотрел на него Никаноров.
— А чтобы зря пропадало — новый хозяин позволяет? Скажи новому хозяину — пускай хорошо заплатит, догляжу. Уж Никаноров-то доглядит.
— Видать, на базаре тебя налогами прижали, что сюда запросился. Нельзя тебя сюда брать! Обокрадешь завод, — кричал Чебаков. — Твоего тут ничего нет — ни в земле, ни в воде. Все наше. Воздух — и то не твой. Нет тебе у нас места.
— Ты от кого говоришь-то? — Тяжелая злоба поднялась в Никанорове. — Хозяин какой!
— Хозяин и есть! — Чебаков деловито осведомился: — А масло и нефть куда продавал?
В двух устьевских церквах в неугасимых лампадах горело масло, подобранное Никаноровым на воде. Горело в соборе у Пасхалова, горело в церкви на кладбище. Шло оно и в городские церкви. Попы отговорились незнанием. Масло покупали за наличные, а откуда оно, им ни к чему. Никаноров не стал выдавать попов. Присудили его к двум годам тюрьмы. Потом его снова видели в поселке. От корня он не хотел уходить.
12. Самая большая работа Адамова
Вскоре после того, как окончилась гражданская война, Адамов поехал на юг лечиться грязями. Вернулся он такой поздоровевший, что все поздравляли его. Он почти свободно ходил.
— Анатолий Борисович, милый мой. — Дунин обнимал его. — Да это ж подарок заводу. Я врачам напишу от всего коллектива.
— Нет, вы на это поглядите, а! — весело смеялся Адамов. — Каково! Не падает!
Он вынимал обыкновенный карандаш и поворачивал его в пальцах. Воспоминание о тонюсеньком карандаше, который в опустевшем Петрограде искал для него Дунин, было им близко обоим.
— Я теперь не только инженер, но и человек.
— Все знаю. Зовите в гости. Уж так я рад за вас. Когда же в гости-то, а? Пирог принесем.
С Адамовым приехала дородная черноволосая женщина в пенсне. Она сразу же завела знакомство в поселке и рассказывала, что она по образованию фельдшерица, а по знаниям не уступит врачу. Ее заботам Анатолий Борисович обязан тем, что к нему вернулось здоровье. Она его пожалела за одиночество, потому и согласилась переехать сюда.
Но в гости к себе Адамов не звал.
Весной дородная женщина неожиданно уехала. Она увезла с собой все ценные вещи Адамова. Увезла даже круглый барометр-анероид. И это особенно было обидно Адамову. Давно уже установилась постоянная связь между болезнью, которая снова после перерыва возвращалась к нему, и барометром. Каждое утро Адамов, сказав: «Ну-с, повзаимодействуем», — постукивал сухим пальцем по стеклу, и деление, перед которым останавливалась стрелка, говорило ему, почувствует ли он хоть немного в этот день свои ноги или будут они волочиться позади палок, тяжелые, чужие.