Так он обошел всю площадь. Березовский безошибочно угадывал, Какой перед ним цех, какие люди.
Если чесанки с галошами, значит — мастер. Если человек руку к уху подносит, значит — клепальщик. В кепке и почище на вид — обязательно монтер. Впалая грудь и желтое лицо — работает на кислотах. Высок и широкоплеч — молотобоец. Ноги дугой — каталь. Лицо в черных точках — кочегар. Если на вид солиднее, чем другие, — слесарь, токарь или фрезеровщик. Пожилой и одет много чище, чем соседи, щелкает крышкой серебряных часов — лекальщик. Легко узнать смазчика — темные, но не шершавые, как у других, руки. Совсем плохо одет, землистые руки — формовщик, шишельник. О сталеварах и говорить нечего — сразу бросаются в глаза. Свои признаки у столяра, у модельщика, у маляра. Березовский не смог бы объяснить, какие это признаки, но не ошибался. Поодаль стоят люди в полукафтанчиках из домотканины, подпоясанные сыромятным ремешком, в лаптях с теплыми онучами. Это те, кто недавно пришли из деревни. Березовский не так уж давно служил на Устьевском заводе, но знал его насквозь.
Березовский поднялся на трибуну. Он снял офицерскую фуражку и положил ее на барьер.
— Я, — начал Березовский, — стою здесь с вами, как равный среди равных.
Он говорит высоким тенором и слышен всем. И одно это обеспечивает ему внимание собравшихся.
— За несколько дней мы стали друзьями. Можно ли забыть такие дни?
Навстречу летят возгласы, и Березовский понимает, что на них надо отвечать немедленно.
— Кто вы?
— Кто я? Инженер-механик.
— Какие взгляды?
— Сейчас объяснюсь. Я социалист, да, я социалист. Я уже давно склонялся к этому.
— Какой социалист? Социалисты бывают разные! — это густой голос. — Бывают такие, что хуже капиталистов.
— Насчет земли говори! — требуют сезонники.
— Какой социалист? Еще не знаю. Нас, товарищ Буров, в инженерном училище этому не учили. Одно я знаю — если бы не чувствовал себя равным, не пошел бы сюда, а пошел бы домой, когда выгнали с завода.
По легкому шуму, который пронесся по площади и утих, почувствовал, что сказал удачно.
— Думаете, легко было, когда выгоняли? За что меня гнать? Реполов всю жизнь прожил, а что хорошего видели от него? Ну, какому цеху он был нужен?
На площади громко смеются. Летят остроты.
— Пьяному цеху!.. Цеху дураков!
— Ну, а я-то. Я и до половины жизни еще не дошел. Видели от меня худое? За что же гнать?
— Да чего там? Не вас гнали. С вами промашка получилась, — кричат из толпы.
— Я и сам понял, что ошибка. Насчет земли сказать? У меня земли нет и не было. Я сам сиротской ложкой ел, если хотите знать. Мой отец такой же скромный инженер-механик, как я. Он рано умер. Нас трое осталось у матери.
И опять этот легкий, быстро смолкающий говор, и в легком говоре он слышит чьи-то слова: «Зря обидели».
— Я не в обиде, товарищи. Я и раньше солдата на губу не гнал. Выйдите, скажите, кого я за ратный крест тянул. Никто не скажет. Я за чужую землю не заступник. Земля тому, у кого ее нет. Сам видел — под парками или так просто без дела тысячи десятин лежат, а рядом люди как в муравейнике. А если взять одни царские имения…
Высокий нескладный парень в домотканине неумело бьет в ладони. А потом и многие захлопали.
Кто первый крикнул об этом, Березовский не заметил. Видел, что кричат с разных сторон площади. Потом на трибуну протискался высокий худой человек. Он стал рядом с Березовским, ударил шапкой о рейку.
— Товарищи, без начальника заводу не быть. Предлагаю в начальники товарища Березовского. Чином мал, да разве нам чины нужны? Нам чтоб человек был. Он один из офицеров выступил здесь. Вот другие стоят. Почему они молчат? С нами они или нет?
И Березовского без долгих обсуждений избрали в начальники Устьевского завода.
Березовский жал руки и благодарил. За ночь он с бригадой смазчиков обошел моторы. К утру моторы были в исправности.
Утром в первый раз за много лет в поселке услышали гудок, а не колокол.
Когда пошли на работу, а шли дружно, весело посмеиваясь, без прежней унылой озабоченности, без ожесточения, Березовский был у ворот.
То, что случилось накануне на площади, ошеломило его. Он и не рассчитывал на то, что сразу после выступления его поставят начальником такого завода. Все произошло с поразительной быстротой, и в те часы, когда остался наедине с собой, Березовский попытался поглубже разобраться в этом.
Избрание на площади — законно ли? Ведь, если повернется на старое (он и на трибуне успел подумать об этом), ему несдобровать. Это будет конец всему. Жалким будет остаток его жизни. Но повернется ли? Разве можно упустить такое время? Надо, черт возьми, быть смелым. Если запросто гонят с завода генералов, то нет, не вернется старое. И говорят, что удача один только раз стучит в окошко.