Выбрать главу

Все как было. Но человек пятьдесят на заводе слишком уж часто стараются глядеть рабочим прямо в глаза и слишком часто шумят.

— Ну что, Анисим Иваныч, за месяц отдохнули?

Анисиму Иванычу очень хотелось бы послать шутника к чертовой матери. Но мастер смешон и жалок. Анисим Иваныч только сдержанно ухмыляется. И эта чуть заметная ухмылка беспокоит шутника.

— Зато теперь содержание за весь месяц получите, Анисим Иваныч… Как станок, Алексей Петрович, не болтает?

— Весь расходился.

— Проверим ночью.

Какими ласковыми вдруг стали эти люди. Они знали, что за прошлое с них могли спросить, и спросить строжайше.

Когда смена ушла на обед, в заводский комитет прибежали сообщить:

— Сигова на тачке повезли. Как бы не утопили в канале.

Побежали в ту сторону, откуда доносились громкие голоса. Сигов, инженер и прапорщик, который месяц тому назад вздумал остановить забастовку шашкой, ехал теперь в тачке по двору. Везли его быстро, голова тряслась из стороны в сторону, будто Сигов кланялся на прощанье заводу. Военная фуражка сползла на затылок, а потом и вовсе упала. Откуда-то взялся гармонист.

Топить Сигова не собирались. За воротами тачку остановили с разбегу, и Сигов вывалился на землю.

Рыжий мастер Блинов, яростный помощник Сигова, прятался в укромных углах цеха. Одного он хотел — выиграть время. Авось остынут после Сигова. Блинов сидел согнувшись за огромным ларем, в который сбрасывали негодные инструменты, и мелко крестился. Вот так здесь в феврале мелкой дрожью било одинокого штрейха, над которым издевался Блинов. Теперь он сам замирал от ужаса. До обеда с ним говорили спокойно, но от этого становилось еще страшнее. А когда вернулись с обеда, Блинова будто и не заметили. Он ободрился. Что Сигов! Сигов офицерские погоны носил, шашкой замахнулся. Блинов ходил по пролетам и пытался шутить. А когда смена подошла к концу, Блинов вдруг понял, что надо было бежать отсюда не оглядываясь.

— Блинов, теперь твой черед. Что с ним делать, ребята? Тачку? Да что мы, рысаки, что ли, чтобы всех катать? Иди сюда, Блинов.

Его поволокли в другой конец цеха. У стены стоял огромный бак с машинным маслом.

— Лезь, Блинов, в купель.

Каким-то особым, почти животным чутьем Блинов догадался, что останется жив, и покорно шагнул к баку.

— На евоные грехи такой купели мало. Да не в масле, а в чистом спирту. Смывать надо с себя подлость.

Блинов перекрестился и шагнул к баку.

— Одежду сними. Одежда не виновата. Подлости на тебе, а не на ней.

— И подштанники сними.

Блинов быстро скинул сапоги, одежду и голый, с серебряным крестом на шее, полез в бак.

— Во Иордане крещашуся… — запел кто-то.

Церковную службу на казенном заводе знали хорошо.

Тепловатое масло доходило Блинову до шеи. Ногами он чувствовал дно. Но мастер барахтался, чтоб рассмешить или разжалобить людей.

— А ты мыряй! — крикнул очутившийся в цехе деревенский парень. — Мыряй с головой. Мы мельника нашего у плотины купали за обвес…

Блинов согнул колени и на мгновение погрузил голову в масло, не забыв закрыть нос и уши. Поднял голову, с рыжих усов стекало тяжелое масло.

— Чисто тюлень. Гладкий, и усы торчат. Тюлень ученый. Его бы в цирк.

— Мыряй! — в восторге кричал парень. — Еще мыряй!

— Хватит. Распотешились! Вылазь, Блинов.

— Чего там распотешились! Поучили малость.

— Машинным маслом не учат. Вылазь.

Подоспели из заводского комитета.

Кто-то принес Блинову сухой пакли обтереться.

— С маслом что делать? Нельзя его теперь в дело пустить.

— Это почему же?

— А в нем блиновская подлость осталась. Заест ею станки.

Блинов кланялся и говорил:

— Спасибо, ребята, что поучили. Без этого весь век слепой прожил бы.

— Ты не ластись. Не кошенок.

— Знал, что делал.

В другом цехе чинили в это время допрос мастеру Шевчуку. Вины на нем было меньше, чем на Блинове, да и отвечать мог лучше, веселей.

— Литки ведь брал? У каждого брал?

Литками называли угощения, которые ставили мастеру перед приемом на работу или по случаю прибавки.

— Брал, — соглашался Шевчук. — Было это…

— Почему было? Совесть на гвоздок повесил?

— Почему я брал? — отвечал Шевчук. — Думал, мир не на трех, а на четырех китах стоит. Три кита — обыкновенные, четвертый — литки. Кто не брал в заводе литков? Найди такого мастера.