— Может, проедятся, так все-таки сдадутся?
— Опять ты… Давно, говорю, проелись.
— А с чего живут?
— Да не беспокойся ты о них. Ни с чего не живут, а все-таки на работу не встанут. Кабы сотни две… нет, мало — сотни четыре казаков, да не нынешних, а с пятого года… — покрутив головой, сказал Никаноров.
— Четыре сотни! На один-то завод?
— А что думаешь! Где в пятый год сотни хватало, нынче полк посылай.
В кабинете над аркой, под которой Никаноров и Егорыч ведут неторопливый разговор, начинается день. В углу кабинета чернеет бронзовый бюст генерала Вильсона. Вильсон еще в крепостные времена полвека управлял заводом. Поставили эту бронзу в кабинет в назидание теперешним начальникам. Должны они помнить, что Вильсон не зря носил золотые погоны, что был он генералом-работягой. Людей Вильсон порол и, случалось, запарывал, но и к себе был строг: вставал на заре, обходил цех за цехом, обо всем узнавал вовремя и работал до ночи.
Пока падает медленный февральский снег, пока у ворот завода Никаноров поругивает теперешних начальников, начальник Устьевского завода генерал-лейтенант Сербиянинов разбирает почту.
Никогда еще между поселком и столицей не бывало столько секретной почты, как в феврале семнадцатого года. С каждым часом после того, как замерла работа, становилось тревожнее.
Генерал пишет в столицу очередное секретное донесение:
«15 февраля мастеровые вышли, но к работам не приступили. Утром около заводской часовни был устроен митинг (сборище), который был, по моему распоряжению, рассеян казаками».
На улице становится холодно. Егорыч хлопает себя рукавицами по бокам.
— Бурова Родиона-то все-таки забрали. И не его одного. Не так уж им сходит с рук.
— Это что, — презрительно отвечает Никаноров. — Налетели у часовни, взяли еще одного. А что толку! Помягчал нынче казак. Подъехали к часовне, а там толпа. Ну прямо как по-приятельски. Видел я своими глазами. Берут казаков за стремя. Сами казаки смеялись. В пятом годе за стремя не взяли бы. Не тот стал казак. Сотник забрал Бурова, а не казаки. Казака-то — за стремя! Можешь понять?
— А что тут такого?
— Эх ты… Ведь казаку-то какие земли давали! Только служи царю. А вот не сложит больше. И пехота не та. Что за пехота! Ничего солдатского в ней нет. Прости господи, бородачи с килами. Поскребыши. Расставили по углам в мастерских. Да разве такой может для порядка стоять? Скалят зубы, закуривают… «Земляк, откеда?» — со злостью передразнил Никаноров.
— Пехоту нынче на соленой рыбе держат, — хозяйственно заметил Егорыч. — На соленой рыбе солдата не выкормишь.
— Этих все одно что на треске, что на убоине держать. Мешки с песком.
Как томительно тянется для начальника завода утро! Сербиянинов встал задолго до света — все равно не спалось. Одолевали мысли, мучительные своей неопределенностью. Почему вдруг так позорно ослабела власть, которой он служил столько лет? Ответа ему не найти.
Кабинет у начальника завода в два света — видны заводские дворы, площадка перед аркой, извилистая улица. Везде пусто. Видел он из окна, как по этой дорожке две недели тому назад забастовщики вывели за ворота тех, кого он оставил в котельных. Он послал навстречу унтера с солдатами, а их в одну минуту оттерли к забору. Котлы остыли. Может быть, надо было стрелять? Нет, не помогло бы. Ничем он не в силах помочь. Хорошо, что он не приказал стрелять.
Сербиянинову кажется, что завод в осаде. И долго ли продлится это? Но надо что-то делать. Он садится к столу и пишет:
«…так как назначаемая из войсковых частей охрана ввиду ее малой надежности меняется почти каждые сутки и потому не сопровождается средствами продовольствия, прошу сделать распоряжение о спешном отпуске заводу для питания охраны следующих продуктов: муки ржаной… ядрицы… сахара… масла подсолнечного… мяса…»
Надо сделать запасы. Он перечел написанное и усмехнулся. Эти слова — «малая надежность охраны» — как-то непроизвольно возникли на бумаге.
А разве не правда? Какая же это охрана?
В мастерских солдаты, поставленные для охраны порядка, открыто говорили, что стрелять ни в устьевцев, ни в путиловцев, если их переведут туда, не станут.
Жандармский ротмистр Люринг доверительно сообщил ему об этом. Сербиянинов, который не поддерживал с ним никаких отношений, презрительно посмотрел на него.
— Мне известно больше, чем вам. Они говорят в мастерских, что поднимут на штыки того, кто отдаст приказ стрелять.