Сухин, худущий, с острой бородой, говорил приказательно:
— Разденься. Не реви, как корова! Нарыв же буду резать, а не ногу напрочь. А еще кузнец. Сестра, не копайся!
Оба сделали много добра поселку, к обоим прочно пристали-прозвища «доктор воркотун» и «доктор бурав».
На улице Коротеев окликал знакомого:
— Как ваша жена изволит поживать?
А Сухин коротко спрашивал:
— Баба твоя поднялась?
И о них говорили по-разному:
— Ох, буравил же меня Сухин за то, что я в другой раз к нему не пришел. Ох, буравил. До костей пронял.
— Воркотун — он ласковее.
— Да, это так.
И все-таки предпочитали «доктора бурава», хотя к обоим можно было прийти и ночью и позвать к себе можно было ночью, в дождь, в метель, в любой конец поселка или в трущобу за железнодорожным полотном. Отправлялись они на вызов и тогда, когда самим следовало оставаться в постели.
Врачи дружили, но в спорах иногда доходили до ссоры. Сухин признавал только самые простые средства лечения — те, что подешевле, и отказывался от доброй половины лекарств, которые можно было достать в местной аптеке. А в тех случаях, когда он убеждался в том, что и простые средства не могут помочь, Сухин говорил больному:
— От сорока твоих болезней прими, друг, сороковочку. Может, и полегчает.
Это приводило в ужас Коротеева. Однажды он обвинил Сухина в жестокости.
— Я жесток? — прищурившись, спросил Сухин. — Хорошо-с. Вы пропишете литейщику поездку в Боржом, абсолютный покой, может быть, тертую курицу? И все это на рубль сорок в день? Я здесь тридцать лет.
— Я всего на год меньше, позвольте вам заметить.
— Я вижу, quae medicamenta non sanant, сороковка sanat.
Так он, отзывчивый, хотя и резкий человек, часто приходивший в отчаяние оттого, что оказывался не и состоянии помочь людям, иногда прикрывавший глухое отчаяние показным цинизмом, переделал классическое известное изречение знаменитого врача древности, которое начиналось словами: «То, что не излечивают лекарства…»
— Э, да вы, оказывается, устьевский Гиппократ, — с неудовольствием заметил Коротеев.
— Изволите острить? Вы знаете, что санитарный врач Френкель проследовал из Питера в ссылку в Вологодскую губернию. А за что? Написал правдивый доклад о санитарном состоянии столицы. Вот и вся вина.
Коротеев помолчал и вздохнул:
— Да. Но сороковку больному…
— А вы видели, сколько осталось жить этому литейщику?
— Надо ему сказать, что он тяжело болен и…
— Что «и»? Никакого «и» нету. С такой правдой ему только тяжелей будет доживать. Мне в этом проклятом посаде бывает стыдно за нашу науку, за мой диплом.
И вот этот доктор Сухин стал бывать в зале большевистского комитета, когда там устраивали лекции и доклады для всех желающих.
Коротеев нерешительно говорил старому другу, что не следует ему ходить туда, что это бросает на него тень.
— Хожу, — отвечал Сухин, — потому, что слышу там неглупые слова.
— Вы еще «Правду» выпишите.
— А что ж? Выпишу. Другие газеты уже начинают надоедать болтовней. Пойдем-ка со мной к ним сегодня на доклад. У них есть один толковый человек.
— Нет уж, слуга покорный.
Человеком, о котором говорил Сухин, был Андрей Башкирцев. Он принес с собой знания, которых не хватало товарищам, в том числе и Родиону Бурову. Несколько раз Башкирцев читал доклад о Марксе. О Марксе многим хотелось узнать — и большевикам, и завтрашним большевикам, и посторонним людям. Волчок расставлял скамейки, хозяйственно прикидывал взглядом, сколько на них поместится людей, тащил со двора садовые скамейки, которые достал где-то.
До двухсот человек собиралось на этот доклад. Для Устьева это было очень много. Среди этих двухсот выделялся Сухин, высокий, в пальто с черным бархатным воротником. Он вешал шляпу на набалдашник палки и сидел чуть раскачиваясь, словно мысленно разговаривал сам с собой. Да так оно и было. Он следил за речью докладчика и в то же время старался ответить на вопросы, которые уже давно задавал себе.
Однажды он спросил вслух:
— Вы сказали и повторили, товарищ, что экономические условия влияют на все? Хорошо-с. Относится ли это также к медицине?
— Бесспорно, доктор.
— Значит, если бы были эти условия благоприятнее, то было бы меньше, скажем, случаев туберкулеза?
— На Западе давно уже считают, что туберкулез — это социальная болезнь. У нас об этом говорили в четверть голоса или даже намеками.
— Но туберкулез поражает и богатых. Как известно, брат последнего царя умер от туберкулеза.