Выбрать главу

Переписка продолжалась годы, но комитетские дети так и не встретились.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1. Когда ждут Ленина

Депутаты, которые были избраны в Петроградский Совет, после первых заседаний возвращались домой хмурые.

Говорили об оборонцах, у которых в то время было большинство в Петроградском Совете.

В тот день во время острого спора кто-то раздраженно бросил реплику большинству: «Это не Петросовет, а обороносовет».

Сокращенное слово «Петросовет» было еще новым.

— И чего они к нам вернулись, скажи на милость? — недоумевал Дунин. — Походили с нами в пятом годе, ушли. Они не плакали, мы не рыдали. Вышли они, как говорится, в люди. Кто в газете заправлял, кто в банке орудовал, кто в профессора вылез, кто больных до ночи принимает. Деньги на книжку положены. Чего же к нам возвращаться-то?

— Они не к рабочим вернулись, они рабочих к себе норовят вернуть, — возражает Буров. — Да и у нас-то во фракции большевиков есть кое-кто с оборонческим душком. Путают они насчет войны, а тут не должно быть путаницы. Не должно быть! Что у нас о войне было сказано? За что наши депутаты в Сибирь поехали? За что солдату воевать? За гучковские деньги? За родзянковские экономии?

И начинали говорить о Ленине.

— Приедет Ленин, — думал вслух Буров, — вот-то он задаст и меньшевикам, оборонцам, полуоборонцам.

Пригородные поезда ходили переполненными. В каждом вагоне у двери помещалось купе — одно на весь вагон. Если купе было свободно, депутаты занимали его, закрывали дверь и вели долгие разговоры. Иногда стучали в дверь.

— Ваш-ши билетики.

Они недовольно смотрели на контролера. Этот угрюмый старик уже много лет работал на линии. Хотелось позлить старика за то, что помешал разговору. И знали, как его позлить.

— У солдат-то проверил? — простовато спрашивал Дунин.

Старик махнул рукой.

— Скоро все без билетов будут ездить. Зачем теперь касса? Я зачем служу? Сажай даром всю Россию — и три звонка. Не умудрил господь помереть раньше.

— Ничего, поживи. Еще пощелкаешь. — Старик уходил. — Расстроился кощей. Щипцами своим присягал? А что выходит? — Ничего хорошего и не выходит, — продолжал Буров. — Буржуи на солдата пеняют, что без ремня ходит, на улице торгует. А он другой и быть сейчас не может. Ничего путного солдату не сказали, а за турецкие воды не станет он воевать. Тут уж такое начнется. Не то что кассу — дорогу сомнут. Говорят, мы солдата портим. А кто портит? Мы или те, кто норовит в австрийские земли помещиками ехать?

— Так, говоришь, Ленин приедет — задаст оборонцам?

— Конечно.

Не знает еще Буров о словах и мыслях, которые везет Ленин. Не знает о «Письмах из далека». Но то, что Ленин везет на родину то слово, которое укрепит его веру, веру товарищей в их дело, — в этом Родион убежден. Ведь так было однажды в очень трудное время, когда многие растерялись. Старый знакомый Тарас Кондратьев показал ему полученный из Швейцарии, написанный Лениным манифест большевиков о войне, и сколько силы прибавили ему эти слова.

На перегоне от столицы к поселку Буров расспрашивал Башкирцева о Ленине:

— Ведь ты видел его, Андрей, слышал его за границей?

— Был у него в Париже, слышал его.

— Какой же он?

— Простой, это все скажут тебе. Не видно в нем чувства превосходства над тобой. В Плеханове это сразу замечаешь. Перед Плехановым робеешь. Даже слово «товарищ» у него звучит не так, как у Ленина. На его докладах люди не решаются задавать ему вопросы. А с Лениным ты себя чувствуешь просто с первой же минуты.

Башкирцев вспоминает о том, как он и один питерский рабочий навестили Ленина в воскресный день. Они подошли к дому как раз в ту минуту, когда Ленин возвращался откуда-то на велосипеде. Хотели помочь Ленину внести велосипед наверх, но он привычным движением надел раму на плечо и быстро поднялся по лестнице. В темной прихожей, подвешивая велосипед на гвоздь, он приглашал:

— Входите, входите, товарищи.

Потом вошел сам, вытирая испарину на лбу.

— Уралец и питерец? Ну, это мне подарок.

Он принес с газовой плиты чайник, расстелил скатерть, нарезал ломтями хлеб, придвинул масло. И начался разговор. Это было перед выборами в Третью государственную думу. Невозможно было в то время не говорить о ликвидаторах, об отзовистах.

— Ликвидаторы никого и ничего не ликвидируют, кроме как самих себя. Это будет очень скоро, до больших событий, — сказал Ленин. — Пройдет год-два — и меньшевиков на заводах останется ничтожно мало, не больше, чем черносотенцев. Вот на Путиловском…