— Нет, это уже не мало. Здесь начало. Мы увидим и продолжение.
Он сказал негромко, но с такой убежденностью в голосе, что она передалась и другим.
Пройдут годы, многое надо пережить Башкирцеву, и он поймет, что те дни в маленькой и тихой Лозанне были историческими для судеб человечества. Ленин видел будущее.
2. Солдат Ильин
Ждали Ленина Буров, Дунин, Башкирцев, их друзья. Ждал его и пришлый солдат Ильин из понтонного батальона. Но этот ждал по-своему.
Ильин был высокий, сутулый, худой, желтый от малярии, с бескровными деснами. На собраниях в батальоне, куда комитет посылал своих людей, он часто спорил с Буровым. Не спорил, а надрывно кричал. Ильин побывал на Кавказе, был контужен под Перемышлем и хватил газов в Польше.
— Война, говоришь, грабительская? — кричал он, дергаясь. — Значит, и я грабитель? В этом роде, да? Дай сказать, не мешай. Значит, все я делал зря? Жил как крот? Жрал, в сортир бегал? А самое, главное — кровь моя за что отдана? Другим на потребу, как от борова, взяли? Я до войны пять пудов тянул. А теперь меньше четырех. Воевали три года, а дальше делай немец с нами что хочешь? Известно, что генералы дерьмовые, а страдания мои кошке под хвост? Немцу под ноги? Я знаю, какие они, немцы. Я у них в экономии работал. Они на меня и не глядели, будто вол. А это я тоже за грабеж получил?
Он ткнул себя в грудь. На груди два креста и медаль.
— Кровью заплачено.
Его поддерживали офицеры, прощая ему то, что на митингах он резко говорил о бездарных генералах царской армии. Офицеры ему демонстративно аплодировали — такой солдат-оборонец им очень нужен был в те дни, — но и на них Ильин смотрел злобно, как на Бурова.
— В грабители произвели воинство небесное! — кричал он. — За что такая обида? — И он заплакал однажды с такой болью, что сначала солдаты приумолкли, а потом глухо зашумели.
В одно из таких выступлений Ильин, размахивая газетой, заявил, что большевики подкуплены.
— Больной ты, Ильин, — говорил ему Буров. — Вот приедет один человек — он тебя вылечит. Подкупили нас, говоришь? Газету ты какую в руках держишь?
Газета была «Русское слово».
— Так вот, если б этот человек, которого она ругает, хоть раз написал бы в буржуазной газете, на всю жизнь был бы обеспечен. И не надо бы ему ни нужду годами терпеть, ни в тесной комнате жить.
— Что за человек? — резко спросил Ильин.
— Ленин.
Летом солдат Ильин пришел в комитет к Бурову:
— Теперь я ваш. Я слышал Ленина на митинге. Дайте мне билет.
— Какой билет?
— Большевистский.
Ильин стал спокойнее. Он сбрил рыжую щетину, не дергался, как бывало раньше.
— Я три года терпел, — рассказывал он. — В болоте лежал. В морду совали — терпел. Считал так: океан крови пролили, так надо додержать. Солдаты коситься стали на меня. Не холуй ли, мол, стал? В морду мне офицеры уже не совали. Георгиевскому кавалеру разве можно в морду? Тянулся я, тянулся. Вижу, чужой в роте становишься. Терпел и это. Считал так: еще раз по немцу ударить — и всему конец. Слышал я, что у немца дети без ногтей рождаются, что покойников в химию бросают. Значит, не выстоять теперь немцу. Вот и тянулся я. А за что я тянулся? — Лихорадочный огонь разгорался в глазах Ильина.
Боялись, что он опять зарыдает, как в батальоне, и грохнется на пол. Но Ильин сдерживал себя.
— Если хороших генералов не вывел, так не воюй, не гони народ. Офицерье в резерве храброе — в зубы тычет, орет, а на позицию пришли, и не видать их. Смирные. Знали, что от своих могут гостинца получить. Помню я Ивана Петровича. Вроде из ваших был. Говорил мне: не тянись, жизнь не трать попусту. Они, говорит, двенадцать миллионов жизней в шинеля одели. И вот невзлюбил его ротный. Все заставлял «ура» кричать. У Ивана Петровича голосок тоненький, — он два года в Баке, город такой на Кавказе, бухгалтером служил. Ходит по плацу — и «ура». Ротный ему: «Без души кричишь». И гонял допоздна. Чего-то открыли такое. Сундук опечатали. Увели Ивана Петровича в военную тюрьму, там он и помер. Как лихорадка меня бьет, все стоит передо мной Иван Петрович. Голосок тоненький: «Ура! Ура!» До ночи на плацу держат. Мы ужинать идем, а он все «ура».
Ильин стал часто ходить в комитет. Он водил с собой других понтонщиков, в батальон газеты носил. Но билета Ильин пока не получил. Оставалось одно победить в нем, веру в бога. Ильин говорил Бурову:
— Царя тронь, генералов и буржуев — тоже. Попов тронь, да и сектантов разных. Помещика гони обязательно. А бога не тронь, покуда нет ему замены.
— Какой же ты, Ильин, хочешь ему замены?