Дунин пометил у себя в книжке.
4. Дунин и казачий сотник
Все стремительнее и стремительнее становились дни в июне. Сегодняшний далеко уходил от вчерашнего. Но во многом поселок оставался таким, как и в прошлое лето.
По вечерам, так же как и раньше, скользили по реке лодки. Согнувшиеся деревья касались листьями самой воды. С протоки доносились гитара, песни и смех. К плотине запрещено было близко подплывать, — дальше начинался завод. На плотину начальство ставило часовым придурковатого, красноносого, согнутого от ран солдата, который даже летом еще плохо понимал, что царя больше нет. Солдат громко кричал на парней, сидевших в лодке:
— Но! Но! Уходи! — и брал винтовку наперевес.
В открытые окна комитета были слышны и песни, и смех, и скрип уключины. Но ничего этого Волчок теперь не слышал. Он всегда был занят. В июне готовились к демонстрации в столице. Решили выйти со своим знаменем. Волчок помогал Елизавете Петровне и Анисимовне. На полу в комитете было разостлано полотно, к нему пришивали буквы, которые Волчок выкраивал здесь же. Он посмеивался:
— Вот уж никогда не гадал, что буду таким лекальщиком.
Работали всю ночь. Волчок, окончив свое дело, по просьбе матерей, на цыпочках ходил смотреть, как спят Людмила и Коля. К утру полотнище было готово. Развернули его во дворе. Буквы были пришиты правильно. «Долой десять министров-капиталистов!»
В столице, на Марсовом поле, возле могил жертв революции, эсеры попытались отнять это знамя у большевиков. Чья-то чужая рука схватила древко. Мелькнул человек в черной шляпе. Он ударил по этой руке. Завязалась свалка. Устьевцам помогли матросы.
— Даешь сюда ваше доверие! — закричал кто-то из матросов.
Так они называли шелковое знамя эсеров, на котором было написано о доверии правительству.
— Шелка не пожалели. На наше знамя напали, так вот вам память о доверии.
Во время свалки Буров неожиданно увидел Буянова. Буянов — откуда он взялся? — помогал большевикам. Он-то и отбросил человека, который схватился за древко большевистского знамени.
— Буянов! — крикнул Буров. — Да ведь по земле ты с ними.
— По земле, да не по министрам, — крикнул в ответ Буянов и исчез в толпе.
Но на этом не окончился бурный июньский день.
Вернувшись из города, они в поселке возле станции наткнулись на спешенную сотню казаков. Угрюмого вида сотник держал речь. Он напрягал голос, будто подавал команду:
— Армия сегодня перешла в наступление. Есть известия, что взяты орудия и пленные. И знамена. Этого давно уже не было. А в тылу измена. Так выучим же тыл. Хлеба мало? Будет еще меньше. У меня в казармах лишних пятнадцать тысяч пудов хлеба. Если снимемся, то с собой не повезем. Но ни зерна не дам посаду. Не дам, пока не бросят большевистские штучки. Подайте мне живого большевика — разорву на куски.
В один миг Дунин очутился перед сотником.
— Я и есть живой большевик, — вынул билет и помахал им перед носом сотника. — Ну, рви!
Он с любопытством и без всякого страха смотрел на казаков. Он хорошо помнил пятый год и видел, что не те теперь казаки. Три года войны и Февраль не прошли бесследно для них. Раньше такому сотнику достаточно было приказать, чтобы казаки разогнали рабочих, а теперь придется уговаривать, да и удастся ли уговорить?
Сотник сопел как лошадь, которую остановили на скаку.
— Не веришь, ваше благородие? — Дунин встал перед ним. — Тогда я поговорю. Хоть здесь, хоть в казарме у тебя.
Глаза у Дунина заблестели. Он закричал:
— Пойдем в казарму! Один на вас всех буду. Тогда поймешь, что есть такое живой большевик. Тут со мной рабочие, а там один буду. Товарищи рабочие, прошу, как товарищ, не ходите за мной.
Двинулись к казарме. Дунин смешался с казаками. Был он им по плечо. Казаки на него смотрели без всякой неприязни.
— Ящик мне какой поставить, чтоб видней был.
Принесли табуретку.
— Ваше благородие, — начал Дунин, — условимся насчет спора. Сейчас я у вас в казарме. А завтра вы один на завод придете говорить. Идет? Сейчас я вас, господин сотник, раздену до нитки, а потом опять одену. Пусть казаки видят, из чего вы состоите.
Бородатый урядник рванул рукоять шашки.
— Ты в казарме, а не на толчку! С сотником баешь, не с сидельцем.
По казарме пошел гул.
— Пусть говорит. Говори, как обучен. Нечего там. Не придирайся!
— Товарищи казаки!
— Товарищей знаешь в каких домах ищи, — не унимался урядник. — Я скажу…