Ему не дали досказать.
— Урядник. На конюшню выведем. Мы человеку слово дали, что слушать будем.
Ну разве это те казаки, которые заслужили дурную славу в пятом году?
— Что касается домов, насчет которых тут урядник кричал, то знаем, что в городах солдаты, да и вы в затылок возле таких домов стоите. Офицеры — те, конечно, почище устраиваются, — начал Дунин.
— Верно! Верно! — заговорили вокруг. — С милосердными сестрами.
— Так насчет сотника. У вас лишних пятнадцать тысяч хлеба, и заводу от него ни мякины. Но чей будет хлеб? Сотников? Если сотник и будет такой добрый, что повезет его на базар, так даже сам в мешки не насыплет. Вы насыпать будете. А мешок сотник дал? Баба шила. Может, рядовая казачья жена. Может, до боли в глазах штопала. А жена сотника будет ходить вот тут и указывать, как насыпать, кому почище, кому со шварой. Так все в мире делается. Откуда хлеб? Сотникова семья не пахала. Батраки пахали. У вас в области Войска Донского я не был. Но правда одна, что для вашей земли, что для Лондона.
Снова одобрительный гул.
— Ну, скажите, все у вас живут богато? У одного из тысяч паркет стелили? У одного в дому тесаный пол, а десять в хате землю утоптали, чтобы ровней была. Так у вас или не так, товарищи казаки?
— Та-ак, — выдохнула сотня.
— На войну все в охотку шли? Крестов надавали вам больше, чем пехоте. Вижу, у многих кресты. Да Георгии с чего — с охотки или с отчаянства? Не знаю, пошли б вы или нет, коли сказали б вам тогда, что на три, на четыре года из дому ведут. А мы, большевики, говорим, что ни одного дня больше крови не лить. И если б власть Советам — завтра же мир. Если б власть Советам, то сотник пятнадцати тысяч хлеба у себя не держал. Сотник насчет чужих трудов не думал. В детстве сказали: так бог создал. Вот погоны сияют на плечах. Всех вас видней. Тоже бог? Хоть золотник металла, а нужно для погонов. Иди рабочий в рудники руду доставать. Лезь в шахту, чтобы уголь достать, на чем металл плавить. А шпоры?
Сотник стоял багровый. Он никогда не задумывался, откуда у него погоны и шпоры.
— А гимнастерка? Вы овец гоняли, стригли? Ты, английский рабочий, делай машины. Ты, фабричная девчонка, становись ткать. Будет сотнику гимнастерка. Если бы не мы с вами, сотник голяком ходил бы. Так кто ж теперь бандит выходит, кто на ком уселся?
Дунин возвысил голос. И голос звучал требовательно:
— Кто из вас, товарищи, за мир?
И вся сотня подняла руку.
— А кто за то, чтобы землю у помещиков даром взять?
И опять все дружно подняли руку.
— Так это же по-нашему! — закричал Дунин. — Ходили вы, а не знали.
Он повернулся к сотнику.
— Ну, теперь, ваше благородие, рви на куски живого большевика. Хочешь, здесь рви, хочешь на завод приходи рвать.
Когда Дунин рассказывал об этом в комитете, Лапшин поморщился:
— Ну, зря ты шкуру под шашку ставил. У казаков теперь и веса нет. В пятом годе его растеряли. Как были звери, так и живут.
— Звери, когда руку за мир подымают?
— Сегодня-то подымают. А завтра?
В последнее время Лапшин не раз говорил о том, что произойдет завтра, и говорил с тревогой.
Дедка и на этот раз поддержал Лапшина:
— Конечно, зря на дуэль с сотником ходил. Моя бы воля, я бы этих казачишек всех под ноль подстриг. Всем бы памятку за пятый год поставил.
Он с удовольствием рассказал о том, как на стоянке судов в Новороссийске матросы на берегу подрались с казаками и казакам сильно досталось тогда.
5. Машина герцога
Уже два месяца как работал завод. Тот, кто завод знал давно и глядел внимательно, на каждом шагу замечал особые перемены.
Инженеров в цехах вовсе не было видно. Если опаздывали подвезти уголь, шихту, никто из них не бежал к телефону. Падало давление пара, еле вертелись шкивы — никто не выходил из кабинета. Березовский пропадал в столице.
Приезжая, Березовский собирал военных инженеров. Инженеры с большими чинами ненавидели его за то, что он так быстро опередил их по службе. Инженеры помоложе завидовали ему.
Лихой шофер, которого приблизил к себе Березовский, осаживал машину, как горячего рысака. Березовский быстро взбегал по лестнице наверх. Всем своим видом, словами, жестами он старался показать, что за время, пока его не было на заводе, чего-то не сделали, что-то упустили.
Начинались звонки к уборщицам. Испуганные уборщицы летели в кабинет.
— Пыль! Везде пыль! — кричал Березовский. — Что это? Прошу, господа.
Издавна так повелось: курили на заседаниях только после того, как закуривал начальник завода. Березовский не склонен был менять этот порядок. Но начальник цеха полковник Башмаков сразу же начинал крутить в руках папиросу. Ах, вот вы как? Ну, хорошо. Березовский откидывался на спинку кресла и молчал томительно долго. Он внимательно смотрел на папиросу Башмакова. Всем становилось неловко. «Дунька» не выдерживал характера и прятал папиросу в портсигар. Лишь тогда Березовский открывал заседание.