— Прошу внимания, господа, — начинал он. — Морской министр совершенно справедливо заметил мне на докладе, что работа завода ниже всякой критики. И вот, должен сознаться, что мы многое упустили.
— Я считаю, — шумно вздыхал Башмаков, — что работа не пойдет, пока у нас двоевластие.
— Где же двоевластие?
— Как прикажете работать? Кто хозяин в цехах? Стены заклеены вздорными бумажками. Назначают новых мастеров. Вы бы доложили господину министру. Вы спросили, где двоевластие? На каждом шагу. Из-за этого появляется и безвластие.
Березовский про себя ругнул Башмакова. То, что он говорит, надо держать глубоко в себе. Березовский терпеливо ожидал того дня, когда установится твердая власть. Он надеялся и при ней остаться начальником завода. Твердой власти нужны новые люди, а не эти «Дуньки». Башмаков объявил себя эсером, но старозаветность прет из него. Нет, такому не удержаться. Однажды Березовский услышав о себе на улице: «Вот наш Керенский местного масштаба». Эти слова обожгли его. Так говорят о несерьезном человеке. Он постарался забыть это. Нет, черт возьми, надо удержаться. Но как это трудно!
— Позвольте мне, — поднимался молчаливый, задумчивый человек.
Он был одет в штатское платье и казался чужим среди военных инженеров.
— Слушаю вас внимательно, Анатолий Борисович. — Березовский всегда был подчеркнуто любезен с этим человеком, выделяя его из всех инженеров.
Он дорожил Адамовым, своим полезным помощником. Адамов, человек и опытом и годами старше, чем начальник завода, тихо и незаметно делал все то, что должен был бы делать он, Березовский. Никогда не выдвигал себя на первый план. Это был талантливый инженер, которого уважали рабочие.
— С недавнего времени, — говорил Адамов, — качество шихты резко ухудшилось. Металлический лом, который мы получаем от поставщиков, совершенно непохож на прежний. Если действовать по законам военного времени, то поставщики… подлежали бы суду. Я составил десятки актов — и ни разу не получил ответа. Если уж мы патриоты, если мы сторонники войны, то надо прежде всего покончить с этим мошенничеством.
— Мы, конечно, примем это во внимание, — Березовский спешил поддержать своего помощника. — Но вот что, господа, замечание полковника Башмакова я считаю несущественным. Он, разумеется, имел в виду рабочий контроль. Так вот, никакой рабочий контроль не должен мешать работе. Завод военный. Комиссаров у нас нет. А в остальном — дело вашего умения.
После заседания Березовский обычно принимал Воробьева.
— Разве я не пошел заводскому комитету навстречу? — горячился начальник завода. — Я сделал все, что мог. Сравните обстановку в цехах раньше и при мне. Я даже баками для воды занимался.
Воробьев слушал невнимательно. Березовский понимал, что его горячности не верят.
— Мы вас просили в комитет спуститься… Ведь напоминали вам.
— К кому мне раньше идти — к министру или к вам?
— Потом бумаги вам писали. И не раз писали. Надо бы вам ответить.
— Это?
Березовский брался за толстую папку с письмами заводского комитета. Воробьев темнел от обиды, но сдерживался. Думали, писали, собирали материалы. А он сунул в ящик, да и забыл. «Это?» — в голосе начальника завода прозвучало пренебрежение.
— Не успел рассмотреть.
«Получайте, любезные. Теперь не март, а июнь. Тогда вы, большевики, заставили подписать увольнение целой группы. В одном случае я даже поступил, как… не как джентльмен. Встретил эту женщину в Петрограде. Хотел подвезти на машине и уже открыл дверцу. Но она взглянула… Все понял по ее взгляду. Теперь не март, а июнь. Есть правительство. Армия будет наступать — это уже решено».
— Мы это на общее собрание поставим.
— А для меня ваше общее собрание не…
Хотел сказать «не парламент». Но вдруг вспомнил, как выгоняли Реполова.
— Чего там, — Березовский добавил почти по-приятельски. — Подождите дня два. Рассмотрю. Честное слово, заездили меня. Рассмотрю.
На собраниях лицом к лицу с рабочими Березовский говорил увлекательно. По-прежнему он называл себя социалистом, но при этом добавлял: «Я социалист вне партии». Он при случае ругал кадетов, сидевших в устьевской городской управе. Откуда-то Березовский достал два вагона мясных консервов, их продавали с большой скидкой в заводской лавке.