На нового председателя посыпались жалобы. Козловский решил вызвать его для внушения. И прохожие могли видеть, как из серовского дома выбегали на улицу женщины. Потом, размахивая руками, призывая кого-то на помощь, выбежал Модестыч. Зазвенело стекло, и в окошко полетели папки, книги, газеты, полетела лампа. На крыльце показался сам Афонин. Он колотил о перила портретом Михайловского и дико ругался:
— Мне, пролетарию, кляп в рот? У-у! Подлецы! Кого унять хочешь? Меня? Сукин сын, мозгляк!
Он вытащил из кармана эсеровский билет, разорвал его на клочки и растоптал.
Афонина сместили. Березовский позлорадствовал, но не долго. Опорочить заводский комитет ему не удалось. Большевики в нем стали сильнее.
В столице, в ресторане на Забалканском, Березовский повстречал в те дни старого приятеля, и приятель поздравил его.
— С чем же это? — желчно спросил Березовский.
— Помилуй. Сколько тебе лет, а уже начальник завода. Я перед тобой, что взводный перед генералом.
— Не то, — вздохнул Березовский, — понимаешь, совсем не то. Какой ты начальник, когда тебе на ногу наступают эти черты серые. Видал, гуляют.
Он говорил про солдат, которые запрудили проспект.
— Расхлыстанные, без пояса, хлястик болтается. Торгуют селедками. И не посторонятся, когда проходишь, а того гляди толкнут. С такими, брат, лучше взводным быть, чем генералом. Я бы их! Да вот и на моем заводе! Вот вчера…
Березовский любил все английское. Вчера в столице он купил для кабинета небольшое английское бюро красного дерева. На ящиках пластинки из слоновой кости с надписями: «Bills paid», «Bills unpaid», «Letters answered», «Letters unanswered»[5].
Но заводский комитет отказался утвердить счет.
— Понимаешь, — кричал Березовский, сильно выпив, — ты, взводный, что выходит, а? Нет, врешь, заплатят. Как еще заплатят. А то unpaid. Да ты по-английски знаешь? Сейчас не то. Но будет еще то, именно то.
Приятель по-английски знал, но не вполне понимал, что, собственно, хочет сказать Березовский.
Успокоившись, Березовский повел друга на улицу показывать машину. Он говорил, что это новейший походный «фиат», врал, будто таких машин пока во всей Европе только три — у него, у Керенского и у маршала Фоша, что Фош каждый день делает на такой машине по триста километров вдоль линии фронта и нисколько не устает, хотя и старик.
6. Буров в мастерских
Буров на заводе больше не работал, но в мастерские ходил каждый день. За несколько дней до июля на Бурова во дворе орлом налетел Башмаков. Они до Февраля знали друг друга.
— По какому вы здесь делу, позвольте узнать?
— А зачем вам это знать?
— Прошу без шуток. Я не могу пускать неизвестных мне лиц. И вообще. Мы не в плену, — Башмакову, видимо, давно хотелось это сказать, — мы не в плену у Циммер, Циммер, — он побагровел, запнулся, — у Циммер-Кинталя.
— Плохо вас Модестыч накачал, господин полковник, — засмеялся Буров, — Циммервальд одно, а Кинталь другое.
Родион пошел дальше.
— Остановитесь!
Родион махнул рукой — не приставайте, мол, Башмаков.
Придурковатого солдата сняли с плотины и поставили у входа в цех. Солдат выставлял вперед штык, делал свирепое лицо и требовал у Бурова пропуск.
— Где ранен, товарищ?
— Но-но, давай пропуск!
У солдата было обветренное, облезлое лицо, обтрепанная, грязная, слишком длинная шинель, остановившиеся глаза. Он держался как-то криво: должно быть, ему вырезали ребро. Давно пора было отпустить такого с белым билетом.
— Экий ты, — спокойно говорил Родион. — Да я же Буров.
Он отводил штык в сторону и входил в цех. А там к нему бежали навстречу знакомые и незнакомые.
— Родиоша, детка, мальчик! — кричал ему шутник Чебаков. — Пожаловал к нам!
«Мальчик» был гораздо крупнее Чебакова.
— Никак расстроен?
— Что у входа в цех у вас делается-то?
— А что?
— Идиотом пользуются, чтоб меня не пускать к вам.
— Да мы, Родиоша, служивого сейчас по шеям.
— Нельзя такого по шеям… Жалкий он какой-то.
Они садились в стороне в кружок.
— Чего ж работу бросил, Палыч?
— Душа не лежит. И часы нам уменьшили. И посмей мне мастер худое слово сказать, так я ему… Клуб есть «Новая культура». А не лежит душа. Сумно мне. На днях в город ездил. Ходил по проспектам. Гулял.
— Ишь ты! — литейщик помоложе скалит зубы. — Кровь взыграла. По проспектам ходишь, франт.
Чебаков медленно поворачивается к нему.
— Кровь взыграла. Да не на баб.
5
«Счета оплаченные», «Счета неоплаченные», «Письма, на которые послан ответ», «Письма, на которые ответ не послан»