Выбрать главу

— Такие бабы веку прибавляют.

Буров стряхивает травинки с ситцевой наволочки и поднимает книгу «История цивилизации в Англии». Книга ему не понравилась: тяжело и слишком длинно. Но занимает человек, который написал ее. Говорят, до сорока лет ничего не писал и только примерялся к разным книгам, и никто о нем не слышал. А потом надумал написать большую научную книгу. И самоучка справился с этим. Родион осведомляется у Башкирцева:

— Андрей, неужели этим зачитывались?

— Еще как! Поколения зачитывались.

— А по-моему, можно было куда короче написать…

2. Чиновник из столицы

К Бергу в милицию приехал чиновник из столичной прокуратуры — молодой человек в чесучовом костюме, с университетским значком на груди. Он вынул из портфеля бумаги, разложил их на столе. Чиновник говорил быстро и авторитетно:

— Это приходилось терпеть до июльской авантюры. Тогда у нас объявляли шлиссельбургскую республику, устраивали мценскую анархию. Это прошло. Вам известен здешний некто Савельев?

— Секретарь Совета — Волчок?

— Его титул, ранг и партийная кличка меня не слишком занимают. Секретарь здешний присвоил себе функции, которых не будет иметь даже будущий президент Российской республики. Махальный Никаноров выселяет из своего дома жильца, который неаккуратно платит за квартиру. Вмешивается… здешний Савельев и водворяет жильца обратно. Этого не может сделать даже министр-председатель.

— Насколько мне известно, — тихо говорит Берг, — там… большая семья. Они очутились на улице.

Чиновник смотрит на него с сожалением.

— Что? Вы социалист? Я также социалист. Но социализм Савельева вот где у нас. Савельевы еще не государство.

Чиновник собирает бумаги в портфель. Одну из бумаг он протягивает Бергу.

Берг хватает молодого человека за рукав:

— Товарищ… Думалось ли, что мы тоже будем сажать? Ведь рабочий. Хотел, чтоб лучше было рабочей семье. Пусть неуклюже. Постойте, как же это? Молодой человек, ведь если так, то… впору мне на Олекму вернуться.

— Успокойтесь, успокойтесь, товарищ, — снисходительно говорит на ходу молодой чиновник.

— Нет, позвольте… — Берг не знает, что сказать.

Он загораживает чиновнику дорогу. Берг понимает — то, что произошло в доме Никанорова, — это проба противоположных сил на маленьком, на малюсеньком участке, куда он поставлен своей партией. Бергу становится стыдно и даже страшно. Никогда он прежде не испытывал такого стыда. Он, старый устьевец, должен выселить семью устьевца и арестовать секретаря местного Совета, который помог этой семье.

Чиновник вручает Бергу ордер на арест Волчка и, не дожидаясь ответа, идет к машине. Берг бросает ордер на стол и беспомощно опускается в свое кресло. У него невыносимо ноет сердце.

3. Красные сваты

В ближайшее воскресенье Родион позвал с собой Дунина:

— Пойдем, Филипп, нашего Диму сватать.

— Опоздали мы с тобой, Родион, — засмеялся Дунин. — Там уже все состоялось.

— Да вот надо уладить то, что состоялось.

— Ну что ж… Пойдем, красный сват.

Волчок, которого они взяли с собой, сначала был сумрачен.

— Вам смехи…

— Так тебе и надо. Зачем скрывался?

Они прошли за полотно, в рощу, которая звалась Зелененьким лесом. Давно они уже не бывали здесь. Место это было издавна знакомо Родиону и Дунину. Обоих взяли здесь в тринадцатом году на маевке.

— Пели потом у нас об этом на заводе, Родион, — вспоминает Дунин.

Эх, програчили ребята, Прозевали казаков. Встанем крепко брат за брата, Не сломить наших рядов.

— Для тебя это, Дима, история. Ты сам зелененький, хотя и женатый, хотя и шляпу носишь.

— В конце концов, — разгорячился Дима, — я не виноват. Времени нет. То туда, то сюда. Мне домашними делами некогда заняться.

— Ладно, ладно, Дима, у тещи разберемся. Там, чую, крепко тебе влетит, милый.

Они пересекли полотно и прошли мимо пленных. Люди в серых рваных куртках, в рваных обмотках строились в ряд на площадке. Слышались окрики: «Тунчик… Гейман… Матеш… Вапке…» Резко подняв голову, пленные отвечали грудным «ия-а!». Они по четверо пошли за похлебкой.

Бывало, они предлагали из-за колючей проволоки прохожим: «Рус, на ремень, дай хлеба». Но и в поселке мало хлеба. Зато из колонии каждый день приезжают чернозубые старики, кричат через проволоку: «Брудер, брудер!» — и берут за полфунта хлеба ремень, бритву, рамку, из которой пленный вынимает фотографию подружки.