— Хотя бы по одному этому, — он показал на мороженщика, который подкатил тележку на средину площади, к самой триумфальной колонне. — Если б было крепко, не дали бы ему тут стоять. Ну и картина!
Мороженщик торговал бойко. К нему бегали через площадь солдаты.
— Что, купец, не боишься, что тебя отсюда в шею турнут? — спросил Дунин.
Мороженщик махнул рукой в сторону дворца:
— Эти? Не по ранжиру им будет.
Солдаты одобрительно захохотали.
В это самое время в доме на короткой улице, напротив памятника Екатерине, Волчок толковал со старым чиновником министерства юстиции.
— За кого залог вносите?
— За товарища…
— За подследственного, — строго перебил старик, служивший трем царям и недавней власти. — Товарищей здесь не было и нет.
У кассы Волчок развернул ситцевый платок и долго пересчитывал деньги. Кассир торопил его.
— Сами ж такие деньги печатаете, — огрызался Волчок. — Разве это деньги? Этикетки с пива.
После этой поездки Козловский не предлагал больше союза Бурову и встреч с ним не искал. Он стал сумрачным.
Ходили слухи, что Козловский вот-вот уедет из Устьева. Людей у Козловского становилось меньше и меньше. А у большевиков заметно прибавлялось. В комитет на Царскосельской заявлялись даже те, кто в июле сбежали «по домашним обстоятельствам». Этих назад не брали.
…Как-то ночью, повязавшись теплым платком, вышла на улицу Анисимовна последить за теми, кто срывает большевистские листовки. Это повторялось несколько дней подряд. Сначала такое дежурство взял на себя Дедка, который вдруг вспомнил, что уже давно не получал никаких поручений. Но и это поручение сразу же надоело ему. Возле листовок он наклеил четвертушки бумаги, в которых грозно предупреждал:
«Граждане Устьева, мы ничьи листовки также плакаты не срываем. Не трогайте наши. А кто будет срывать — будет иметь весьма плачевный конец. Пымаю кого, изобью нещадно. Потап Брахин».
Подпись была выведена красными чернилами.
Пришлось эти четвертушки убрать, и следить стала Анисимовна. Комитетская сторожиха дежурила всю ночь.
На заре она увидела Модестыча. Он ехал на велосипеде, останавливался и сдирал листовки. От изумления у Анисимовны захватило дух: «На что же он пустился, белесый! Совсем как мальчишка-хулиган с Ширхана».
— Стой! — закричала она и бросилась за Козловским. — Жулик! Вот где твоя правда! Я тебе покажу Луизу!
Ночью прошел дождь. Велосипед застревал в грязи. Модестыч из последних сил налегал на педали. Анисимовна догоняла его. С непривычной для него быстротой Козловский соскочил, перенес велосипед на сухое место и, нервно оглядываясь назад, вовсю заработал педалями.
Когда об этом узнали в комитете, Брахин раз и навсегда отрекся от знакомства с Козловским.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1. В дни тревоги
Родион никогда не бывал прежде в Доме офицерского собрания. Козловский там бывал. Некоторые офицеры записались в партию эсеров, и Козловский несколько раз выступал здесь с докладами.
Родион поднимался по скрипучей, рассохшейся лестнице, похожей на корабельную. Блестели медные, ярко начищенные кольца на перилах. Наверху вдоль стен тянулись узкие кожаные диваны, как на военных кораблях. В углу на столе под стеклом стояла модель «Варяга» и рядом — серебряная чаша для жженки с тяжелой разливательной ложкой.
Сюда доносился громкий разговор и стук шаров. В стеклянную дверь было видно, как офицеры в расстегнутых кителях ходят вокруг бильярдного стола. Офицеры играли мало и рассеянно. Игрок объявлял шар и целился, но клал кий на плечо и возбужденно говорил другому:
— Ты думаешь как, ваше высокородие, Россия — не Россия, а какой-то ботанический сад? Столько разных цветов оказалось, но в этом саду все быстро отцветает. Гучков отцвел, князь Львов отцвел. Брусилов отцвел. Наконец, сам знаешь, кто теперь отцветает.
— Господа, как старший в собрании, предлагаю воздержаться от таких слов, — взывал толстяк в кителе.
— Как младший в собрании, говорю: не мешай разговору, простокваша, — петушился лейтенант. — Я спрашиваю: чего надо санкюлотам?
Возможен ли был бы здесь такой обмен репликами не то что год, а два-три месяца тому назад?
— Башку они хотят нам свернуть, вот что…
— Как самый умный в собрании… ну вас к черту. Вестовой, мигом к буфетчику.
И когда вестовой ушел, офицер закрыл за ним плотно двери и добавил вполголоса:
— При ком глотку дерете!