Ван Тигр видел и сыновей старшего брата, видел, что они избалованы и щеголеваты, что они могут носить только самое нежное и тонкое платье, прохладный шелк летом и мягкие теплые меха зимой. Они и ели не так, как должны есть молодые люди – плотно и с удовольствием, – а прихотливо копались в еде, жалуясь, что одно слишком сладко, другое – кисло, а третье – солоно, отталкивали одну чашку за другой, и рабыни, прислуживая им, сбивались с ног.
Все это Ван Тигр видел, и все это его сердило. Как-то вечером, прохаживаясь один во дворе, который принадлежал раньше его отцу, он услышал женский смех. Вдруг маленькая девочка, дочь одной из служанок, пробежала через круглые ворота его двора, едва дыша от испуга, и, заметив Вана Тигра, остановилась, собираясь прошмыгнуть мимо него. На он сразу схватил ее за плечо и крикнул:
– Какая это женщина смеялась?
Девочка попятилась, испугавшись его сверкающих глаз, но он держал ее крепко, и она не могла вырваться на свободу и, опустив глаза, прошептала невнятно:
– Молодой господин увел мою сестру.
Тогда Ван Тигр спросил грозно:
– Куда?
Девочка показала на пустую комнату в конце соседнего двора, которая заменяла Лотосу кладовую, а теперь стояла пустая, неплотно запертая на большой засов. Тогда Ван Тигр выпустил плечо девочки, и она бросилась бежать, точно кролик, а сам зашагал к тому месту, куда она показывала, и увидел, что засов настолько велик, что двери отходят одна от другой почти на фут, и гибкое молодое тело легко могло проскользнуть в эту щель. Он стоял в темноте, прислушиваясь, и слышал женский смех, тихий и сдержанный, слышал, как чей-то голос шептал слова, которых он не мог разобрать, слышал только, что их горячо и задыхаясь шепчет мужчина. Прежнее отвращение к любви поднялось в нем, и он чуть было не ударил в эту дверь, но сдержался и подумал с презрением:
– Что мне до того, если такие дела все еще творятся в этом доме?
И он вернулся на свой двор, усталый и полный отвращения. Но какая-то странная сила в самом отвращении не позволяла ему уйти, и он ходил по двору, а пока он стерег их, взошла луна. Вскоре он увидел, как из пустой комнаты в неплотно прикрытую дверь выскользнула молодая рабыня, приглаживая волосы, и при свете луны он увидел ее улыбку; потом оглянувшись по сторонам, она пошла быстро, бесшумно ступая ногами в суконных башмаках, через мощеный плитами двор, который принадлежал раньше Лотосу. Один только раз она остановилась под гранатовым деревом, чтобы затянуть развязавшийся пояс.
А через некоторое время, – и все это время Ван Тигр простоял неподвижно, и сердце его от какого-то странного отвращения билось болезненно и сладко, – через некоторое время он увидел, что мимо проходит небрежной походкой молодой человек, как будто бы он вышел полюбоваться ночью, и ни за чем другим. Тогда Ван Тигр крикнул:
– Кто там?
Ему ответил очень приятный голос, лениво и беспечно:
– Это я, дядя!
Ван Тигр увидел, что это в самом деле старший сын его старшего брата, и в сердце его поднялось омерзение; он бросился бы на юношу, потому что, как он себе говорил, жестоко ненавидел распутство, а пуще всего – распутство своих кровных родных. Но он крепко прижал руки к бокам, зная хорошо, что нельзя убивать родного племянника, зная также, что если он даст волю своему нраву, то уже не сможет остановиться, когда захочет. И он только резко фыркнул и, ничего не видя перед собой, вернулся в свою комнату, ворча про себя:
– Один брат у меня скряга, а другой – распутник, пора мне убираться с этих дворов! Я задыхаюсь здесь, я привык к свободе и к битвам и не умею держать свой гнев закупоренным в бутылке, как приходится делать всем тем мужчинам, которые живут во дворах вместе с женщинами!
И вдруг в нем возникло странное желание: он захотел убить кого-нибудь и пролить кровь не напрасно, а за какое-нибудь дело, чтобы облегчить сердце от лежавшей на нем непонятной ему тяжести.
И тогда, чтобы успокоиться, он заставил себя думать о сыне и прокрался в ту комнату, где ребенок спал на постели у матери, и, нагнувшись, посмотрел на него. Женщина спала крепким сном, как спят крестьянки, рот ее был открыт, и дыхание так зловонно, что Ван Тигр, наклоняясь над своим маленьким сыном, принужден был зажать нос рукой. Но ребенок спал тихо и безмятежно, и, глядя на его нежное и спокойное во сне лицо, Ван Тигр поклялся, что сын его не будет похож на своих двоюродных братьев. Нет, он закалит мальчика с юных лет, воспитает из него великого полководца, обучит его всем видам военного искусства и сделает из него человека.