Брачный пир был в самом разгаре, когда этот слух дошел и до Вана Тигра; в самом разгаре было и трехдневное пиршество во дворах. Он приказал зарезать коров, свиней и кур и приказал заплатить за все, что было взято. Хотя он был так силен в этом округе, что мог бы брать бесплатно все, что ему вздумается, и перечить ему не посмел бы никто, он платил за все, потому что был человек справедливый. Такая справедливость привлекала к нему простой народ, и всюду хвалили его, говоря:
– Могло бы быть и хуже, чем при этом военачальнике, который правит нами. Он достаточно силен, чтобы держать в страхе бандитов, и сам он не грабит нас, берет только налоги, по моему разумению, больше нам нечего просить у богов.
Но все же они не высказывались открыто в его пользу, выжидая, победит он или нет, так как слух этот дошел и до них, и если бы он потерпел поражение, их не похвалили бы за преданность Вану Тигру. Но если бы он победил, у них достало бы храбрости открыто стать на его сторону.
Однако никто не препятствовал Вану Тигру брать все, что ему было нужно для празднества, хотя населению было тяжело накормить столько народа, а Ван Тигр брал только лучшее – и даже самое лучшее для себя, своей невесты, верных людей и женщин, прислуживавших невесте. Женщин этих было человек десять, из тех, что жили во дворах: жена тюремщика и прочая мелкая сошка, которым все равно, кто ими правит, и которые, крадучись, вернулись на свои места на другой же день после переворота, готовые присягнуть всякому, кто будет кормить их. И Ван Тигр хотел, чтобы женщины эти по обычаю оставались при его невесте, потому что он заботился о ее доброй славе и перед свадьбой по целым дням не подходил к ней, хотя ночью часто не спал, думая о ней, – пытался разгадать, кто она такая, и весь горел, как в огне. Но сильнее этого было чувство к матери будущего сына, и ему казалось, что ради сына он должен быть осмотрителен во всем.
Во всем она была непохожа на Цветок Груши, и оттого, что тот первый женский образ остался в его душе, он всегда думал, если вообще думал об этом, что бледные, кроткие женщины нравятся ему больше. А теперь ему было все равно, и в своем безумии он твердил, что ему нет дела до того, кто она и что, – лишь бы она принадлежала ему, лишь бы сын соединил их навеки.
В эти дни никто не подходил к нему и не обращался ни с чем, потому что люди его видели, что он весь поглощен своей страстью. Но тайком они совещались друг с другом и прилагали все усилия к тому, чтобы ускорить свадьбу и положить этому конец, чтобы вождь их, утолив свою жажду, снова стал самим собой и мог предводить ими, когда будет в этом нужда.
Скорее даже, чем мог надеяться Ван Тигр, было все приготовлено к пиршеству. Жена тюремщика отправилась за невестой, и ворота открыли настежь для всех, кто хотел прийти на свадебный пир.
Однако мужчин пришло немного, а женщин и того меньше, потому что горожане боялись. Пришли только бездомные и такие, которым негде было жить и нечего терять, так как на свадьбу можно приходить всем, и они усердно ели и, не стесняясь, разглядывали необыкновенную невесту. Но когда, по приказу Вана Тигра, послали за старым правителем, чтобы в такой день усадили его на почетное место, он велел передать, что, к сожалению, прийти не может, потому что болен поносом и не встает с постели.
Ван Тигр весь день своей свадьбы ходил как во сне; он едва ли хоть что-нибудь понимал, кроме того, что время идет очень медленно, и не знал, куда ему деваться. Ему казалось, что каждый его вздох длится не меньше часа и что солнце едва ползет по небу вверх и никогда не доберется до полудня, а добравшись, так и останется там. Он не мог быть веселым на своей свадьбе, как другие, потому что отроду не был веселым, и сидел молчаливый, как всегда, и никто даже не пошутил с ним. Весь этот день его томила жажда, и он пил много вина, но есть совсем не мог, потому что был так сыт, словно только что вышел из-за стола.
На пиршественные дворы сошлись мужчины и женщины, и толпы бедняков и нищих в лохмотьях для того, чтобы есть и веселиться, а с улицы сбежались собаки и подбирали обглоданные кости. Но Ван Тигр не пошел туда – он сидел в своей комнате, улыбаясь словно во сне. И так прошел день и сменился ночью.
Потом, когда женщины приготовили невесту для брачного ложа, он вошел в ее комнату и остался с ней. Она была первой женщиной, какую он знал. Да, небывалое и неслыханное дело, чтобы мужчина, доживший до тридцати с лишком лет, бежавший в юности из отцовского дома, солдат, ни разу не коснулся женщины, – оттого что на сердце его лежала печать.
А теперь источник забил ключом, и ничто не могло остановить его, и, увидев, что женщина сидит на кровати, Ван Тигр шумно втянул в себя воздух, а она, услышав этот звук, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.