— Хороша бы была армия с такими солдатами…
— Посмотрим! — ответили мы с обидой.
Вскоре, однако, нам пришлось расстаться.
— До встречи на фронте! — кричали мы.
— Не дай бог! — промолвил серьезно какой-то старшина.
Эту дату я помню хорошо. Холод осеннего утра привел нас в чувство быстрее, чем ведро холодной воды. Впрочем, хорошее купание нам бы было очень кстати.
Находим воинскую часть. Удивление, вопросы, как и раньше. Лаконичные ответы:
— У нас нет набора в армию. Вы должны идти за реку Вислоку…
К счастью, река была недалеко. Уже издали мы увидели солдат, делавших утреннюю гимнастику.
Завтраком нас, как всегда, охотно угостили. Однако, когда услышали, что мы хотим воевать, начали отговаривать:
— Подождите немного, война скоро кончится.
— Вот именно! Мы хотим успеть… — сказал я.
— Как винтовка тебя пнет при отдаче, то заплачешь и пойдешь к маме…
— У меня нет матери, — ответил я угрюмо. — И отца. Я хочу в армию, я должен идти в армию… — настаивал я.
— Что тут происходит?
Мы не заметили, как к нам подошел офицер.
Он взглянул на нас:
— В чем дело?
Мы смущенно молчали. И тут кто-то произнес:
— Солдаты…
Это, должно быть, была шутка, но вышло как-то душевно.
Поручник спросил:
— Сколько вам лет? — и, не дожидаясь ответа, махнул только рукой и забрал нас в казармы.
Возле одного из строений играл мальчик, не старше десяти лет. Стасик дернул меня за рукав.
— Посмотри!
Боже мой, как мы ему завидовали! На нем был элегантный офицерский мундир, такой, о котором мы только мечтали.
— Это сынишка полковника Андреева, — сказал поручник. — Нашего командира полка…
Полка, собственно, еще не было, он только формировался. Волна мобилизованных еще не нахлынула, пока прибывали только добровольцы.
Начали мы с бани. Она, действительно, была нам нужна после почти шести недель, проведенных на перронах, в стогах сена, в кузовах грузовиков, в вагонах воинских эшелонов.
Военная комиссия не поверила на слово, что нам по семнадцати лет. Нас выдавал рост и общее физическое развитие. Заключение комиссии звучало: «Годны к нестроевой службе».
Мы подозрительно смотрели на эту бумажку, не понимая, что это означает.
Кто-то равнодушно объяснил нам:
— Ведь кто-то должен чистить картошку. Ну, может, вам дадут погонять лошадок.
— А винтовки мы получим? — спросил я, хватаясь за последнюю надежду.
— Получите.
Получили мы их даже быстрее, чем форму, которую для нас было труднее подобрать, чем сапоги. Сапоги обули, обмотав ноги толстым слоем портянок. Шинели нам подобрали тоже удачно. Мы были на седьмом небе!
В казармах становилось тесно. Однажды прямо из леса с оружием в руках явилась рота Армии Крайовой, одетая в сброшенные на парашютах английские мундиры. Районные военкоматы присылали мобилизованных. Началось формирование части. Мы были добровольцами, поэтому нам было дано право выбора рода войск.
— Хотим противотанковые ружья, — дружно заявили мы. Это было, действительно, замечательное оружие. Однако нас разлучили. Мы попали в разные подразделения. Я слышал, как командиры протестовали:
— Нет, трое пацанов — это слишком большая роскошь. Одного можем взять…
Я попал в 1-ю роту, которой командовал поручник Ян Борек. Он пользовался уважением среди бойцов. Служить начал еще до войны, потом был в партизанах. Поручник стал заботливо опекать меня. Внешне я делал то, что и другие. Но когда мы выходили в поле, на учения, делали дальние форсированные переходы, он приказывал мне оставлять противотанковое ружье в казарме. И был прав — оно было бы мне не под силу…
Это со всей очевидностью обнаружилось на больших дивизионных учениях. Рота должна была выступить в полной боевой готовности. После двадцатикилометрового марша я едва держался на ногах. Должно быть, я «хорошо» выглядел, когда полковник Андреев остановился передо мной, осматривая меня.
— Рядовой Генрик Штейнер… — еле прохрипел я.
Полковник взглянул на противотанковое ружье.
— Что, сынок, тяжело?
У меня даже не было сил возразить. Полковник посмотрел по сторонам.
— Командир роты! — обратился он к поручнику Бореку и задумался на минуту. Наступила тишина. Сердце у меня замерло. Я вытянулся, как мог, чтобы выглядеть более высоким, солидным, сильным. Однако почувствовал, что у меня все сильнее «потеют глаза», как говорил Стась о Нель, когда она плакала в пути через пустыню[11].
Наверное, командир 25-го полка заметил мои мокрые глаза и, отходя, бросил коротко:
