Авторы
Войцех Козлович
МАЛЬЧИШКИ, ВАМ ПРИДЕТСЯ ПОДОЖДАТЬ ДО КОНЦА ВОЙНЫ
Он сидел за столом над раскрытой тетрадью и думал о том, что, собственно, следовало бы узнать — и не когда-нибудь, а сейчас, сегодня вечером, — на каком километре встретятся поезда, выехавшие из двух пунктов, а точнее, станций навстречу друг другу с разной скоростью… Правда, его это не очень интересовало и совсем не волновало, но завтра, когда его вызовет учитель, будет уже слишком поздно.
Он смиренно вздохнул и пододвинул поближе к себе карбидную лампу. Холодный свет ползал по столу — пламя горело неровно из-за того, что выделяющийся из карбида газ поступал неравномерно.
— Ты, конечно, опять не почистил горелку, — упрекнула его мать.
Он не отозвался, потому что она была права. Ему надоело это ежедневное занятие — готовить карбид для лампы, очищать ее от гашеного камня, отвратительный запах которого еще долгие годы ассоциировался с этими вечерами на оккупированной родной земле. Из города сегодня он прибежал поздно, даже отец уже сидел над тарелкой супа, вернувшись со своего завода «Ситко». Однако заправка лампы относилась к домашним обязанностям сына, и хочешь не хочешь, а ему все же пришлось идти в прихожую и делать все что нужно. Ноги у него сильно болели — он обегал почти весь Грохув[1], чтобы засветло установить, где висят эти швабские плакаты. А когда мать, приоткрыв дверь, позвала его и сказала, что обед стынет, он засыпал измельченный карбид в лампу и поставил в воду, не почистив проволочкой горелку. Поэтому сейчас лампа и давала неровный, неспокойный свет, что раздражало и сердило мать.
Тень от ручки начинала прыгать по тетради, когда он в очередной раз пытался установить, где же все-таки, на каком километре, встретятся эти злополучные поезда. Его злило то, что он несчетное число раз решал куда более сложные «коммуникационные» головоломки, получить правильный ответ к которым для него было равнозначно победе в его личной войне с фрицами.
— Справишься, Кшись?
Он посмотрел на отца, лежащего на кровати, и лишь спустя минуту понял, что отец имел в виду совсем не эту математическую задачу.
— Правда? — выдохнул он.
Речь шла о том, что Кшисек должен был закончить учебу раньше, чем наступят каникулы. Правда, всего на два месяца — май и июнь, и даже учитель школы заверил Рейша-старшего, что его сын сможет успешно заниматься в шестом классе.
Кшисек смотрел теперь на отца из-за тетрадки. А отец знал, какой ответ услышит от сына. Иногда он боролся с навязчивой, но простой мыслью, которая поражала сознание бесспорностью факта: ведь твоему сыну всего двенадцать лет…
Но фактом были и затемненные окна, и улицы, пустеющие после наступления комендантского часа, и штукатурка, отбитая от стен домов пулями фашистов…
«Он ведь тоже знает, — думал отец о сыне, — он конечно же меня понимает».
— Значит, мне не придется возиться с этими дурацкими поездами! — обрадовался Кшисек. Он отложил ручку, захлопнул тетрадку с размаху так, что отец счел нужным напомнить ему:
— Но только смотри, после каникул…
Парнишка пробормотал что-то, согласно кивнув головой, и сунул книги в шкаф. Потом покрутился около матери, выказывая беспокойство, и наконец с трудом выдавил из себя:
— Я пойду…
Мать всполошилась:
— Сынок, да куда же ты? Темно же на дворе…
Мальчик на ходу чмокнул ее в щеку и сказал:
— Конечно, темно…
Улица была в эту пору пустынной — приближался комендантский час. Только иногда раздавался стук быстрых шагов. Кшисек внимательно провожал взглядом проезжавшие мимо грузовики с притушенными фарами. Никогда нельзя было предугадать, что может означать скрежет тормозов: высыпется ли из крытого брезентом кузова орущая свора, отрезающая путь к дому и часто обрывающая дорогу жизни, или нет.
Сегодня у него ничего не было с собой. Последнее время это случалось редко. Почти всегда, пробираясь по улицам города, он шел то с подпольной прессой за пазухой, то с пистолетом на животе за поясом брюк.