Когда он вернулся после встречи «сыновей полков» на аэродром, самолет стоял уже готовым к вылету. Механики все внимательно осмотрели. Все в порядке.
Он взлетел и взял курс на свой аэродром. Завтра в полку полеты. Опять он полетит на своем скоростном МиГ-21. Вечер проведет дома. Девятилетний Мирек и пятилетняя Эльжбетка очень любопытны — как выглядит знак «Сын полка», который прикололи ему рядом со знаком военного летчика, где в золотом венке видна единица, означающая, что обладатель этого знака — летчик 1-го класса.
Войцех Козлович
ПАРАБЕЛЛУМ
Сложный рисунок позолоты в стиле сецессион раскинулся на потолке большого зала ресторана. Официантка приняла заказ. Майор взглянул на меня:
— Как это было? — Он протянул руку с худыми, но крепкими пальцами, давая прикурить. Усмехнулся: — Как раз у нас тогда жеребилась кобыла…
Официантка, поставив кофе, окинула нас удивленным взглядом. Откуда она могла знать, что именно так начиналась солдатская биография.
Та ночь явилась началом истории, которая потом взрослому уже мужчине и солдату даст право на почетный знак «Сын полка».
Никто не приказывал тогда Тадеку ночевать в конюшне. Но десятилетний паренек был сильно привязан к лошадям и сам вечером удрал из дому. Он зарылся в мягкое душистое сено с твердой решимостью ждать рождения жеребенка. Ото сна оторвал его протяжный звук. Подумал, что это, возможно, стон кобылы, но увидел, как темноту конюшни освещает расширяющаяся полоса света. Через приоткрытые двери заглядывал месяц и четко вырисовывал темные силуэты стоящих на пороге людей. Разговаривали они тихим голосом. Он вдруг услыхал голос брата. Бронек что-то говорил тем двоим: в одном из них Тадек узнал соседа Зенека Стшесневского, другим был житель деревни Куба Краевский. Не слышно было, о чем они говорили, но сердце вдруг громко забилось, так как он увидел винтовки на плечах ночных гостей. Они его не заметили, но на другой день Тадек сам все рассказал брату. Бронек посмотрел на него внимательно.
— Это тайна, Тадек, — сказал он. — Ничего никому, понял? — И, наклонившись, предостерег: — Особенно насчет того, что ты видел эти «палки».
Такой была первая встреча Тадека с оружием. Вскоре он научился различать эти «палки»: винтовки, двустволки, автоматы.
Тлубице — небольшая деревенька, насчитывавшая в то время около сорока изб. До ближайшей железнодорожной станции было примерно десять километров. Война и сюда ворвалась уже в первые дни своей жестокостью, злом, трагедией неожиданного поражения.
Тадек помнит, как в один из вечеров отец, возвратившись от соседей, сказал:
— Взяли Собеского из Бомбалице.
Наступило молчание, а потом самый старший брат, Бронек, добавил:
— И Шевчикевича из Лелице. Ходили с готовым списком…
Картофельный суп остывал в тарелке. Тишину прервал вопрос Тадека:
— Куда взяли?
Вскоре он понял смысл всего этого, но тогда с назойливостью ребенка добивался объяснения.
— Почему их арестовали? — продолжал он спрашивать.
— Потому что были коммунистами, — объяснял отец.
— Коммунистами? — не понимал паренек.
— Ну, хорошими поляками, — пытались объяснить парнишке как можно проще смысл классовой и национальной борьбы. Эти слова глубоко запали в память Тадеку. Это был первый урок патриотизма, который объяснил ему, почему куда-то время от времени исчезают из дома старшие братья или пропадают выпеченные буханки хлеба, которые только до ночи заполняли полки в кладовке…
Тадек за всем внимательно и с большим интересом наблюдал, хотя редко о чем-либо спрашивал. Научился он также не попадаться на глаза немцам. В Тлубице они не квартировали, но часто заглядывали в деревню из недалекого Вельска или из Лелице. Особенно ненавистными были три жандарма из Зонготов: Копка, Шрыт и Отто… Не было, пожалуй, хозяина, которому бы от них не досталось. Приезжали они обычно на велосипедах. Тадек знал, что если он их раньше заметит, то должен всегда предупредить жителей деревни. Иногда он это делал, оставляя на произвол судьбы пасущихся на лугу коров.
Однажды Тадек помчался в деревню изо всех сил, однако с другой новостью.
Он был в поле, когда услыхал выстрелы. Прислушался, но кругом стояла глубокая тишина, от которой, казалось, звенит в ушах. Однако он пошел в сторону, откуда донесся звук выстрела, лугами и перелесками, до перекрестка дорог, ведущих в Серпец и Лелице.
Лежали они на пустынном шоссе, в пыли, неподвижные, уже не страшные: Копка, Шрыт и Отто.
К деревне он побежал напрямик, только ему известными дорогами, и именно тогда понял, что означают эти ночные исчезновения старших братьев, частые посещения чужих людей, эта таинственность и осторожность, непонятная, но влекущая, и эта встреча в кустах лещины, когда созревали орехи…
— Мальчик! — услышал он громкий шепот по-русски. Двое незнакомых спрашивали нетерпеливо: — Партизаны где?
Он отрицательно повертел головой, давая понять, что не знает, и полетел домой. Не из-за страха. Нашел брата, Казика. Быстро рассказал ему о встрече.
— Это, наверно, русские, — добавил он, объясняя, где их встретил. Когда в сумерках он пригнал коров, то увидел тех двоих, которые вместе с братьями копали укрытие у пруда. Один из них заговорщически улыбнулся и сказал:
— Я Гришка.
Укрытие у пруда было большое, старательно замаскированное насыпью из золы. Позже здесь не раз ночевали партизаны Кубы Краевского, останавливался при проезде из штаба округа Армии Людовой на инспектирование Теодор Куфель и другие партизанские командиры. Иногда один из братьев звал Тадеуша:
— Покарауль, Тадек, в случае чего — дай знать…
Они знали, что на мальчишку можно положиться.
Иногда он выполнял различные поручения партизан, носил донесения, вел наблюдение.
Лежал ночью где-нибудь под кустом, глядя на побеленную луной дорогу, или в отцовском полушубке, съежившись, слушал, как зимой трескаются от мороза деревья. Он был тогда так горд, как редко когда-либо потом…
Может, так же, как десять лет спустя, когда командир офицерского училища в Замостье вручал подпоручнику Тадеушу Тыбурскому диплом об окончании училища, а также грамоту за отличные показатели. В офицерском мундире, со звездочками на погонах, переступил порог деревенской избы и заметил слезы в глазах матери. Не знала она, что он был в офицерском училище.
Он хотел пойти в армию с самого начала, когда в ту зиму сорок пятого уже без страха чистил автоматы солдат, которые пришли в Тлубице.
Несколько дней спустя он прибрел по занесенным снегом дорогам на прифронтовой советский аэродром.
— Хочу в армию, — упрямился он и добился того, чтобы ему разрешили несколько дней побыть в советской части.
Вместе с банкой тушенки получил хороший совет летчиков:
— Ты должен сперва учиться.
Умел он, действительно, немного. Когда должен был идти в школу, началась война. Оккупация многому его научила, однако он умел держать в руках винтовку лучше, чем ручку: знал, как обезвредить гранату, но спотыкался на таблице умножения. Совета советских летчиков Тадек не забыл, хотя их фамилии вылетели из памяти. В 1947 году он окончил четыре класса — большего деревенская школа не могла дать. Потом сговорился с друзьями, Казиком и Сташеком Фютовскими, и они бежали из дома. Где-то в Силезии потеряли друг друга, но, когда в 1955 году подпоручник Тыбурский приехал в деревню, оказалось, что и те пареньки также получили офицерские звездочки. Казимеж теперь командор-подпоручник (капитан 3 ранга), а Станислав — капитан.
Помнится тот день, когда я встретил их вместе. Это было в конце 1968 года, во время слета «сыновей полков». Тогда сухощавый капитан в летной форме сказал:
— Мы, сыновья полков, бывшие партизаны 1-го батальона Армии Людовой имени Сыновей Плоцкой земли, продолжаем верно служить родине…
Визитную карточку Тадеуша Тыбурского я нашел недавно, приводя в порядок свои записи. Позвонил, договорились встретиться.
— Вы будете в летной форме, капитан? — спросил я.
— Да, в летной, только… — на мгновение он замолчал. — Теперь я уже майор.
— Тыбурский? — вспомнил кто-то из коллег по редакции. — Это, наверное, тот лауреат премии министра национальной обороны.
Я проверил. Нашел заметку: вторая премия в области изобретения вооружения.